Житейская история
Когда мне исполнилось 22, мы с мужем ждали нашего первенца. В новогоднюю ночь мы придумали ему имя – Артемка. Мы, как любые счастливые молодожены, строили планы, мечтали и были уверены, что впереди нас ждет только хорошее.
Рано утром 8 марта меня увезла «скорая помощь». К вечеру усталый и злой от того, что весь праздничный день пришлось провести на ногах, врач грустно сказал мне: «Да не реви ты! Благодари Бога, что удалось тебя спасти, а дети еще будут…»
Из больницы меня выписали уже в апреле; как сейчас помню: это был удивительно теплый и солнечный апрель, весна ворвалась в город, и буквально за несколько дней ажурной зеленью покрылись деревья и кустарники, а над Невой по ночам стоял теплый весенний туман…
Доктора объяснили мне, что как минимум 2 – 3 года мне лучше эксперимента с родами не повторять – организм-де должен восстановиться, иначе ничего хорошего все равно не выйдет.
А в конце мая я поняла, что беременна во второй раз. Врачиха в консультации, отругав меня по первое число, махнула рукой:
– Делай что хочешь! Все равно родить тебе нормально не удастся, организм после первых неудачных родов ослаблен до предела, или ты умрешь в родах, или ребенок, или вы оба. Раз ума нет, расплачивайся!..
– Но ведь надежда…
– Да никакой нет надежды! – рявкнула врачиха. – Я 25 лет мамочек выхаживаю, я тебе однозначно говорю: дура ты! Разве можно в таком состоянии на нормальные роды рассчитывать? И не смотри на меня так, я тебя предупреждала, я все тебе заранее говорила, иди, не морочь мне голову!..
Выйдя на улицу, я поняла, что домой идти, рассказывать все мужу, снова переживать все сегодняшние разговоры я просто не в силах. «Надо побродить, – подумалось мне, – просто побродить по городу, просто помолчать…»
И не помню уже, где я бродила, какими улицами и переулками шла, но вышла как-то незаметно к монастырю Иоанна Кронштадтского, что на реке Карповке, и решила зайти внутрь – жарко было, тяжело, смутно на душе.
Зашла, поднялась в прохладный, полутемный храм, встала у какой-то иконы. Долго стояла, опустив глаза, – как-то опустошенно стояла, без чувств, без мыслей…
А когда подняла глаза на икону, у которой остановилась, буквально сердце замерло. В полный рост передо мной стояла Матушка Богородица и в поднятых Ее – протянутых ко мне! – руках был омофор. Глаза у Богоматери были и грустные, и светлые какие-то, и словно обещание я в них увидела: есть надежда, есть! Всегда есть надежда, пока мы верим…
Не буду рассказывать, как в тот вечер я молилась перед иконой Богоматери, скажу только, что с тех пор вот уже шестнадцатый год в любой беде, как только станет грустно, невыносимо трудно, я сразу закрываю глаза и представляю себя перед этим образом, как будто стою я, а Матерь Божия укрывает меня от бед Своим покрывалом, «честным своим омофором», как в кондаке поется.