Изолирую день в карантин,
Не спеша, по разбитой бетонке,
Говорю: «Не скули, потерпи,
Где же правда, в какой ждет сторонке?
Что же я, шестеренка в цепи?»
Посчитала кукушка мне годы,
Перепелка мелькнула в траве,
Надоело! Не надо природы!
Непонятная чушь в голове.
Не могу слоняться кругами,
Без конца смотреть на карьер,
Где же жизнь? И что станет с нами?
Кто дал имя мне «легионер»?
Запредельное счастье – при деле,
Далеко, не ухватишь рукой.
Скоро лето, грачи прилетели…
Неуверенность жмется тоской
Марат Валеев
«Откройте, полиция!..»
– Откройте!
– Хтой там?
– Мы из полиции, откройте, говорят вам!
– А-а, недобитки, явились таки! Мало я вас покрошил в войну! Учтите, гады, живым не дамся! Гдей-то у меня тут лимонка завалялась.
– Бежим, товарищ капитан!
– Сбрендил, сержант! Чего это мы, российская полиция, от какого-то старикана побежим? Пришли брать живущего по этому адресу хулигана Никоненко, значит, возьмем!
– Я вспомнил, что у этого Никоненко дед в юности был геройским партизаном! А для партизана что полицейский, что полицай один хрен! По рогам – и в кусты!
– Ох, черт, тогда быстренько валим отсюда! И когда ж только народ привыкнет к нам, а?
Трудное слово
Ездил я прошлым летом к себе на родину, в северный Казахстан, заглянул в родную редакцию. Здесь я не был уже много лет. И ничего не узнал. Теперь здесь и редактор был другой, и корреспонденты иные – пара молодых ребят-казахов, впрочем, исключительно чисто говоривших по-русски (как выяснилось, так же и писавших), и еще несколько сотрудников. Никого из них я, разумеется, не знал. Но все они, включая нового редактора, также как и я окончившего в свое время русское отделение факультета журналистики Казахского госуниверситета, отнеслись ко мне с большим уважением как к ветерану нашей районной «сплетницы» – так издавна любовно звали свою газету местные жители, как казахи, так и русские.
Я уже со всеми перезнакомился, когда пришла еще одна сотрудница, молодая женщина лет тридцати с неуловимо знакомыми чертами миловидного смуглого лица. – Кто это? – спросил я Гену, единственного из оставшихся мне знакомвых мне сотрудников. – Это? Дина Бекбатырова, наша завсельхозотделом. Даурена-то помнишь? Так это его дочь!
Еще бы я не помнил Даурена! Он числился у нас корреспондентом-радиоорганизатором – была в свое время при районных газетах такая должность. Даурен брал у корреспондентов уже готовые свежие заметки и статьи, начитывал их на магнитофонную пленку, которая затем транслировалась по местному проводному радио. Работа у него была – не бей лежачего, и Даурен с удовольствием прожигал остатки свободного времени по своему разумению. Но это не мешало ему быть семьянином и растить дочь, хорошенькую метиску с миндалевидными смородиновыми глазками – жена Ольга у Даурена была русской.
Ольга