Мы позвонили нашей доброй знакомой, у которой когда-то был сенбернар. Ирина обрадовалась за нас, поздравляла, а в конце сказала:
– Прекрасная собака. Просто прекрасная! Главное, чтобы вы помнили об этом, когда обнаружите его волосы у себя в супе.
А мы ответили, что Лондон у нас короткошерстный. Она не знала, что в России уже появились гладкошерстные сенбернары.
Как только мы закончили разговор, Аня задумалась:
– А если он у нас короткошерстный, может ему на зиму нужно пальто?
– Ой! Только не проговорись об этом заводчице. Она сразу же вернет нам деньги и потребует Лондона обратно, пока мы не замучили собаку.
– Думаешь, она догадается, что нам еще рано заводить щенка? – насторожилась Аня.
4. Мишка на охоте
Мишка взял самое большое свое ружье, сунул себе под мышку большого пластмассового петуха, объявил, что он охотник, ходил со своей собакой на охоту и подстрелил утку. Не успели мы умилиться, как ребенок наш навел ружье на Лондона. И тут щенок на разъезжающихся лапах так грозно рявкнул на него и начал зубами вырывать игрушечный ствол из Мишкиных рук. При этом вырывал так, чтобы тело его не находилось на предполагаемой «линии огня». Неужели это инстинкт, генетическая память? И в памяти этой заложено, что ружье это плохо – опасность, угроза? И Лондон наш представляет примерно, как надо бороться с таким оружием? И откуда такая генетика, он же у нас как бы собака-спасатель? А что, если, рассуждает Аня, он отдаленный потомок того знаменитого Барри? (Аня старается говорить без улыбки.) Тот же был застрелен спасенным им охотником, потому как человек принял пса за медведя.
Это у Лондона не было выпадом против Мишки, только против ружья. В отношении Мишки у него, скорее, воспитательная пацифистская акция. Хорошо еще, что Мишка не испугался. Удивился, скорее. Он у нас получился, не то чтоб бесстрашный – невозмутимый. Субтильный, когда пошел в школу, оказался самым слабеньким в классе и агрессии одноклассников (слава богу, нечастой) противопоставлял эту свою невозмутимость. Но, если говорить о Мишкином детстве, с появлением в доме собаки психическое развитие ребенка (как и было указано в научно-популярной литературе) ускорилось. Или же нам хотелось верить, что это именно так.
После выпада Лондона удивленный Мишка порассуждал в том духе, что Лондон, кажется, в чем-то прав, охотник же не будет стрелять в собственную собачку, потому что без нее он уж точно не сможет поймать новую утку. Так мы узнали, что ребенок у нас хочет быть объективным и непредвзятым.
Потом уже, повзрослев, Мишка говорил, что был слишком маленьким, чтобы понять, прочувствовать все, что могла ему дать дружба с Лондоном. И первые годы Лондона прошли как-то мимо него. (Ему Норочка была как-то ближе, понятнее, подходила ему по масштабу.) А теперь уже не вернешь.
5. Социально-положительная собака
Я был уверен, что тридцать первое декабря проведу на страже рубежей праздничного стола. Священных рубежей, разумеется.