Брифинг был про то, как и куда ехать и что будет в Минске. А условия, я вам скажу, были хороши. Месяц обучения: мы ходим на «пары», где обучаемся мастерству работы с клиентами, и живем в гостинице «Путник» с включенными завтраками. Получаем зарплату стажеров, а это почти четыре миллиона по тем деньгам. (На момент 2014 года почти 333 доллара, что уже больше, чем у большинства белорусов.) И наслаждаемся жизнью и видами столицы.
Обучение
Я часто думаю, что я не люблю людей. И также часто я думаю о том, что я люблю людей, и порой даже посторонних мне искренне жалко до слез. Наверное, это как-то зависит от самих людей, которые меня окружают, и от моего настроения. Все вчетвером мы ехали в одном купе в Минск. И мои компаньоны мне решительно не нравились. Поэтому я старался сделать все возможное, чтобы не вступать с ними в разговор. В закрытом помещении сделать это мне не удалось. А не нравились они мне по многим причинам. Анна, которая только что закончила вуз, была младше меня, из того поколения, которое делает селфи, выкладывает их в социальную сеть с какой-нибудь пафосной надписью: «А сегодня я мечтаю о море…». И под фотографией обязательно какая-нибудь песня, например группы «Океан Эльзы». Анна раздражала меня всем этим. Своим айфоном, своей молодежностью, своими социальными сетями.
Алеся раздражала меня тем, что говорила на белорусском языке. Нет-нет! Я ничего не имею против белорусского языка. Я люблю песни на этом языке, я нормально общаюсь с теми, кто говорит по-белорусски. Меня просто бесят люди, которые внезапно решили или вспомнили, что они белорусы, и теперь говорят исключительно на родной мове. И наслаждаются они не тем, что разговаривают на белорусском языке, а тем, что к ним подходят люди и говорят:
– Ого! Ты разговариваешь на белорусском языке! Ничего себе, это так круто!
Алеся просто упивалась этим вниманием! Она в прямом смысле слова тащилась от этого. Если вы у нее спросите, так ли это, она, конечно же, ответит, что нет, она просто любит родной язык. При этом, скажу вам по секрету, белорусскоязычные группы она не слушает. И если совсем по-честному, то разговаривает она скорее на трасянке, чем на белорусском. И тем не менее. Если бы она с самого детства говорила на этом языке, такой реакции у меня не было бы. А поскольку шесть лет назад она вспомнила, что она белоруска, я был раздражен.
И Демид. Демид раздражал только тем, что он есть. С виду он напоминал типичного ботаника: очки, стрижка под горшок. Но ботаником он не был. По разговору становилось понятно, что он социофоб и посторонних людей если и не боится, то старательно избегает, что как минимум наводит на вопрос: зачем его взяли на работу в компанию, где необходимо общаться с людьми? По дороге в Минск Демид рассказывает, что учился он на платном отделении, и случилось то, что в нашей стране, я думал, невозможно. Произошло то, что плата за обучение уменьшилась, и за счет этого ему выпала возможность,