Козлина бесчувственная! Чёрствый подонок!
Задрав нос кверху, с пакетами наперевес, я прошла мимо Фархада, который и не шелохнулся, и теперь торопилась преодолеть расстояние до второго дома, гордо шагая через весь двор.
А вот и Фархад взял да опомнился. Поздно, блин.
– Айша. Не выделывайся. Давай сюда сумки. – предложил он, размеренно следуя позади.
Однако, догонять меня, чтобы взять эти самые сумки, Фархад не спешил. Ждал, что я первая прогнусь под него, сама остановлюсь и покажу себя слабачкой, которая ничего не может.
– Да подожди. Куда ты несёшься? На поезд опаздываешь, что ли? Это смешно, Айша. Ты ведёшь себя, как ребёнок. Не позорь меня.
Упорно делала вид, что не слышу Фархада, и вполне способна управиться без его помощи.
Вот взяла и оглохла на время. Пусть Фархад знает, что заслужил к себе именно такое отношение и не достоин того, чтобы я перед ним лебезила и с калитки низкие поклоны отвешивала в благодарность за его пренебрежение.
Пусть сам побегает.
Хотя Фархад что-то не стремился бегать за мной, лишь медленно и вразвалочку волочился следом. А я ожидала от него иного – потому буйствовала. Чтобы на коленях он поползал или хотя бы сказал: "Пожалуйста, прости, любимая-дорогая. Я никогда больше не буду пить и шляться невесть где. Ты у меня умница. Давай понесу твои баулы, ведь они наверняка, тяжёлые…"
Возможно, Фархад бы и сказал, и сделал что-то в этом роде. Но мы ж тут находились не одни, что в корне меняло ситуацию.
И в конечном итоге, моё поведение, несоответствующее сложившимся у них порядкам, обескуражило мусульманское семейство. Ведь я не скрывала своей агрессии и недовольства, начав уже с калитки красочно демонтировать, что обижена на Фархада и не намерена проявлять к нему уважение.
Жёны Абдуризы отошли в сторонку и, шепчась между собой, с любопытством поглядывали то на меня, то на Фархада. Небось, делились предположениями, как долго смогу испытывать его нервы на прочность, и когда же Фархад даст мне заслуженную оплеуху – через одну минуту или через две. Ставки делали.
Абдуриза, прищурившись, наблюдал за разворачивающимся спектаклем и досадствовал, какая же я непослушная и наглая жена, которая вынуждает мужа носиться с ней как со списаной торбой. Он качал головой и, цокая, бормотал себе под нос, что такое спускать нельзя. В противном случае, я совсем расхожусь, распущусь и перестану быть тенью мужа, а это недопустимо.
Наверное, Абдуриза переживал за Фархада и недоумевал, как же Фархаду не повезло со мной, такой некультурной и своенравной супругой, которая верёвки вьет из супруга, скромного и безобидного пушистика, попивает его кровушку и регулярно выедает ему мозг чайной ложкой.
Но Абдуриза почему-то не стремился говорить громче, уверенней и чётче, чтобы Фархад принял его мнение не как мнение, а как правило для беспрекословного выполнения. Сам про себя бухтел.
Мне