– В это время здесь тихо и красиво, поэтому-то я здесь обычно и уединяюсь – чувствую себя свободной, мой друг. Как ни прискорбно, среди людей не найти того, что так явственно ощущаешь здесь. Это не дает мне покоя по ночам. Я разуверилась в людях. Но не в Добре.
Она глядела на него, получая огромное наслаждение, как на родного сына: теплым ласковым взором, полным доброты и смирения. Но Марк уловил еще что-то.
– Вы разуверились в людях? Неужели это могло случиться?
– Сколько ночей я боялась признаться даже себе в этом! Сколько ночей я провела, стараясь понять причины того, что происходит сейчас! Почему люди ведут такую жизнь, позабыв о нравах тех, кто в былые времена тело и душу отдавал за свободу. И что от этого осталось?
– Я не верю, что слышу подобные слова от вас! Вы всегда служили для меня образцом, надежным эталоном доброжелательности! Ваша добродетель…, – молодой поэт был взволнован: впервые он слышал подобные речи от давно знакомой ему женщины, в которой никогда не сомневался, которая вывела его в свет, дала возможность жить поэзией, не беспокоясь о деньгах – это всегда было его мечтой. И он жил и творил. Плодотворно и неповторимо, стараясь посеять ростки любви и добра в сердцах людей.
Немного помолчав, глядя на ветви лавра, росшего прямо перед самой верандой, Пристилла негромко произнесла:
– В моем отношении к людям ничего не изменилось – изменилось в моем отношении ко мне самой. Я вдруг поняла такое, что, клянусь Истиной, сочла бы за благо никогда не поднимать на свет Божий. Это лишило меня многого, дав то немногое, что станет скоро сутью новой жизни для меня… Но принесет ли мне это радость?
– Вы пугаете меня, моя муза!
Но Пристилла продолжала:
– Это время страдания. Время, когда надо полностью переосмыслить всю свою жизнь, чтобы отмести старое и принять новое; оставить в прошлом весь тот хлам и мусор, что цепляется за нас ежедневно и копится годами, пока не останавливает нас на нашем Пути. Все мы чувствуем это, но редко признаемся себе: как много мы тащим за собой того, что мешает нам жить, что мешает нам познать радость и смысл бытия, что мешает нам любить; что на долгие годы, если не на всю жизнь, лишает нас возможности видеть и понимать. Это как бельмо на глазу: свет пропадает не сразу, но постепенно тускнеет, тускнеет… пока не перестанет мерцать и не потухнет окончательно…
Здоровый ветер задул сильнее, качая кроны деревьев, стал доносить голоса резвящихся детишек, стук работы механизмов в темных мастерских;