– Здравствуйте, друзья мои, Григорий Исаевич и Настасья Борисовна!
– Здравствуйте, Митрий Семеныч! – отвечали разом все поезжане.
– И с хозяюшкой твоей и с детками, – подсказал кто-то из-за двери.
Молодые оба молчали.
– Спасибо, спасибо вам, что вспомнили меня.
– Да как же, Митрий Семеныч! – ответил кто-то из поезжан.
– Неш мы какие, прости Господи…
– Мы твоей милости повсегды…
– Мы порядки соблюдаем, как по-Божому, значит.
– Что ж ты невеселая такая, Настя? – спросила барыня.
– Не огляделась еще, сударыня! – ответила сваха Варвара.
– То-то, ты не скучай.
– А ты поклонись сударыне-то, – опять подсказала Варвара, толкая Настю под локоть.
Настя стояла и не поклонилась сударыне.
– Ну так что же: поздравить надо молодых-то, что ли? – спросил барин.
– Да, надыть поздравить, Митрий Семеныч, да дары принять, – отвечал дружко.
Григорий поставил на пол гусей, которые крикнули с радости и тотчас же оставили на полу знаки своего прибытия, а Настя подошла с своей тарелкой к барину.
Барин взял рюмку травника, поднял ее и проговорил:
– Ну, дай же вам Бог жить в счастье, радости, совете, любви да согласии! – выпил полрюмки, а остальным плеснул в потолок.
– Спасибо тебе, Митрий Семеныч, на добром слове! – сказал Прокудин, а за ним и другие повторили то же самое. Настя подала барину ручник, а барин положил на тарелку целковый.
Так Настя одарила всю господскую семью и последний подала хорошенький ручник Маше.
Маша забыла положить свой пятиалтынный на тарелку и, держа его в ручонках, бросилась на шею к Насте.
– Ишь как любит-то! – заметила Варвара, поцеловав свесившуюся через Настино плечо руку девочки.
Между тем стали потчевать водкою поезжан, и начались приговорки: «горько» да «ушки плавают». Насте надо было целоваться с мужем, и Машу сняли с ее рук и поставили на пол.
Дошло потчевание до Варвары. Она взяла рюмку, пригубила и сказала: «Горько что-то!» Молодые поцеловались. Варвара опять пригубила и опять сказала: «Еще горько!» Опять молодые поцеловались, и на Настином лице выразилось и страдание и нетерпеливая досада.
А Варвара после второго целованья сказала: «Ну дай же Бог тебе, Григорьюшка, жить да богатеть, а тебе, Настасьюшка, спереди горбатеть!» – и выпила. Все общество рассмеялось.
Дружки дольше всех суслили свои рюмки и все заставляли молодых целоваться. Потом угощали других поезжан.
А барыня тем временем подошла к молодым, да и спрашивает:
– Что ж, Григорий, любишь ты жену?
– Как же, сударыня, жену надыть любить.
– Все небось целуетесь?
Григорий засмеялся и провел рукавом под носом.
– Ну, ишь барыне хочется, чтоб вы поцеловались, – встряла Варвара.
На Настином лице опять