Дежурил по узлу связи мичман Педас, прозванный моряками пидарасом, полностью соответствовавший своей фамилии, противный и злой. Ребята просили его оставить меня ночевать на Узле связи, в канцелярии, но Педас был неумолим, нагло глядя на меня, сказал: «Она не на танцульки приехала!», и еще что-то там про трудности и лишения… Устав за много лет службы читал. И помнил. Я же была гордой птицей, схватила свою шинельку и, глотая слезы, вылетела на улицу.
Как я преодолела сугроб, который намело прямо у двери, в два с половиной метра, я сама до сих пор не понимаю, я перевалилась через него и поползла (идти было невозможно) в сторону общежития. Жилище наше находилось на территории части, всего в трехстах метрах от узла связи и по хорошей погоде ходу то 5–8 минут, но при такой пурге я ползла домой 2 часа. Мело так, что было непонятно где небо, где земля, я карабкалась на сугробы, потом сваливалась с них и упорно пыталась двигаться вперед. Меня отметало обратно, с левого боку от себя я слышала уханье и глухое ворчание океана и понимала, что ползти надо вдоль этих звуков. Забравшись на очередной сугроб, я рухнула вниз и напоролась щекой на сухие бодылья, торчащие из- под снега. Наконец-то, размазывая сопли, слюни, слезы и кровь по своим юным девичьим щекам, я доползла до нашего стойбища. А его-то и не было! Одна труба торчала из-под снега. И все.
Поревев еще немного рядом с трубой, я определила место нахождения двери, и, поминая недобрым словом Педаса, теперь-то окончательно убедившись, что фамилия его совершенно правильно переиначена моряками, стала копать руками снег. Откопав дверь до середины, я стала тарабанить в нее, погребенные под снегом Галка и Тонька толкали дверь изнутри, наконец отжали ее, и я рухнула кулем вниз к их ногам. Галка, увидев моя физиономию, решила, что меня убили. Потом они меня отпоили чаем, мы еще долго ругали Педаса пидорасом… и наконец уснули. Три дня бушевала пурга, через три дня все стихло, пришли моряки, эдакие Чипы и Дейлы, откопали нас и извлекли на свет Божий. Галка рассказывала на Узле Связи всем как ей меня было жалко, когда я плакала, как обиженное дитя, все жалели меня и ненавидели Педаса.
Жизнь на флоте есть!
Она весела и непредсказуема!
Служба моя в Камчатской военной флотилии была веселой… Конечно, всякие там лишения, трудности, как велено было Уставом, преодолевались, закалялся характер, с каждым днем я становилась все мужественнее и мужественнее. Ну, а со временем, видимо, когда мужественней было стать уже некуда, я покинула флот. Но это будет потом, а пока…
Мне Военно-Морским Флотом было выдано обмундирование: красивое синее платюшко с настоящими золотыми пуговками с якорями, которое мной совершенно не по Уставу было укорочено и ушито и на погибель молодых моряков еще и сделан разрез сзади.