– Симпатичное имя.
– У тебя тоже. – Он наконец улыбнулся, и улыбка у него была очаровательная. Два ряда безупречно ровных белых зубов. Кроме того, когда он улыбался, на левой щеке появлялась ямочка.
– Что ты тут сидишь, пойдем за стол. Выпьем, поболтаем, – предложила Вероника.
– Неловко как-то. Я ведь здесь вроде как чужой.
– Ерунда, тут все свои. И невежливо отказывать даме.
– Я и не думал отказывать. – Он поднялся с дивана.
Они уселись за стол, Вероника потребовала шампанского, Егор налил ей в бокал брют. Потом они танцевали, сначала на пионерском расстоянии, затем обнимаясь все тесней и тесней. С дня рождения Вероника и Егор ушли вместе. Он проводил ее до дому. Она ждала, что он спросит ее телефон, но нет, не спросил. Чмокнул в щечку на прощание и все.
Она неделю ходила сама не своя. Все вспоминала ямочку на щеке, большие синие глаза в обрамлении густых черных ресниц, пухлые губы, челку пшеничного цвета. Наконец не выдержала, позвонила Юльке.
– Слушай, Воронов у вас?
– У нас, где ж ему быть. Лизка-дура залетела, теперь придется замуж выходить. А ему только этого и надо.
– Я сейчас зайду к вам.
– Ну зайди, – удивилась Юлька.
Воронов сидел на их просторной кухне, по-хозяйски вытянув длинные ноги, обтянутые дешевыми джинсами, и с аппетитом хлебал суп. Лизка, с зеленым лицом, исхудавшая от токсикоза, сидела напротив и с нежностью смотрела ему в рот. Юлька жарила котлеты и злобно косилась на сестру и будущего зятя.
– Здорово! – сказал Воронов при виде вошедшей Вероники.
– Приветик.
– Между прочим, мой друг сохнет по тебе. Страдает молча, так сказать.
– Какой еще друг? – с деланым равнодушием спросила Вероника, а сердце ее радостно затрепетало.
– Ну какой. Лобанов, разумеется. Егор. Вскружила ты голову парнишке, а он ведь еще совсем молоденький. – Воронов доел суп и протянул руку к тарелке с голубцами.
– Ты ешь, Сереженька, ешь, не отвлекайся, – воркуя, проговорила Лизка. – Сметанки тебе положить?
– Положи, – с набитым ртом разрешил Воронов. – Так что, – обратился он к Веронике, – будешь парню мозги пудрить?
– Никому я ничего не пудрила, – надменно проговорила она. – Чего ж он телефон не взял? А теперь сохнет.
– Дура ты, что ли? – Сережка от возмущения на секунду перестал жевать, но тут же его челюсти задвигались с новой силой. – Где ты и где он! Стесняется парнишка, робеет. У тебя папаша и все такое.
– Откуда он знает про папу? – удивилась Вероника.
– Спросил, – отрезал Воронов.
– Тебя? – Она была вне себя от радости.
Егор наводил справки, интересовался ею. Значит, она