Поэтому я в первую ночь не позволил себе ничего такого, мы лишь отвечеряли вместе, продолжая разговаривать, рассказывая друг другу о себе, и о том, что мы будем делать дальше.
– Аяя, ты не бойся меня, – сказал я, когда прислужники пришли спросить, готовить ли купальню.
Она улыбнулась:
– Я и не думала. Ты добрый.
– Добрый? – засмеялся я.
А она, не смутившись и краснея, договорила:
– И светлый. От тебя свет в темноте.
Я качнул головой:
– Нет, это от тебя. От тебя свет даже в моей душе.
Знаете, что она сделала? Поднявшись с лавки у стола, где мы вечеряли, она подошла и обняла меня. И я вдруг понял, что меня ещё никто не обнимал…
Я обнял её тоже, почти ослепнув от волнения и чувствуя, что поднимаюсь над каменным полом. Она такая тонкая, тёплая, гибкая в моих объятиях, никакая девчонка из тех, что я любил тискать, никогда не была такой благоухающей, такой нежной, такой желанной и любимой. Да, я полюбил её сразу и навсегда. И она полюбила меня.
Поцеловать её так, как мне желалось я смог через несколько дней, в тот момент, когда перестал беспрестанно думать о том, как бы сделать это.
Мы возвращались с ней во дворец с заднего двора, где упражнялись в езде верхом. Точнее, я учил Аяю сидеть в седле. Поначалу она робела, но чем дальше, тем смелее становилась, и я видел, что природная грация и ловкость вскоре помогут ей стать умелой наездницей.
Я так и сказал, Аяя улыбнулась, отводя выбившуюся блестящую прядь волос за ушко, где качнулась длинная подаренная мной этим утром серьга из золота и зелёных самоцветов. Вот в этот момент я, поддавшись какой-то волне, поднявшейся во мне слепящим жаром, и развернув её к себе, поцеловал в тёплый и сладкий рот. Я никого так не целовал, я никогда не хотел проникнуть к кому-то между тёплых ароматных губ внутрь своими губами и языком, словно в глубине её рта таится источник дальнейшей моей жизни…
Мы, оказывается, были на лестнице, между пролётами, сквозь окно на нас светило заходящее солнце, вызолачивая наши волосы, ресницы и кожу, просвечивая сквозь веки в закрытые от счастья глаза…
С этого дня мы целовались уже всё время, когда не разговаривали.
Если с первого взгляда я влюбился в её красоту, то со второго в то, какой умной, милой и славной она оказалась. И даже мудрой. Мне всегда представлялось, что человеку многое может проститься за красоту, которой он обладает, но, познакомившись ближе с Аяей, я вдруг открыл, что можно быть ангельски прекрасным и при этом не позволять демонам,