Теперь можно поиграть. В теплую погоду нас выводят в беседку. Мы с Гришкой переглядываемся: наконец-то! И, стараясь, чтобы взрослые не заметили, бежим к мусорному баку. Волнующая минута: появится ли на наш зов Мышка-норушка, серенький наш дружок? Положив у стены корочки хлеба, мы терпеливо ждали ее появления. И были вознаграждены: вот в дыре показался черный нос, усы, глаза-угольки. Мгновенье – и Норушка побежала вдоль стены…
– Вы что тут одни делаете? – как гром с ясного неба, раздался над нами голос детсадовской сторожихи.
Нас как ветром сдуло. О нашем тайном друге не знал никто из взрослых.
– А сторожиха ее видела? – дрожащим голосом прошептал Гриша, когда мы вернулись в беседку. – Ой, смотри, сюда идет… Сейчас все про нас скажет…
Замерев от ужаса, мы наблюдали за приближением сторожихи.
– Петровна, – окликнула она воспитательницу, – говядину завезли в столовую.
– А свежая?
– Да говорят, ничего вроде. Только не так уж много. Поторопись!
– Спасибо, загляну.
Сторожиха удалилась. Пронесло…
В беседку вбежал белобрысый Костя, вытянув вперед указательный палец.
– Глядите-ка, кто у меня!.. Сейчас я ее обману… Божья коровка, улети на небо, там твои детки ждут твои конфетки, – пропел Костя.
И доверчивая божья коровка, расправив крылышки, полетела искать деток…
После обеда мы все улеглись на койки. «Тихий час» продолжался целых два часа! Вот уж скучное время! Одно развлечение послушать, о чем говорят взрослые. Пока мы отдыхали, к Марье Петровне обычно заглядывали работники детского сада и, сидя в сторонке, тихо беседовали. Сегодня зашла повариха Жанна Кирилловна.
– Ну как, Марья?
– Да все так же…
– Может, простишь его? Все же дочка растет.
– Сколько можно, Жанна! Трезвым его не помню. Ни копейки в дом, уже и телевизор пропил.
– А ты друзей гони. Может, один и не будет.
– Так на работе они с ним, собутыльники его. Там, что ли, я буду порядки наводить? Да мне так спокойнее, буянства в доме нет. Матом никто не кроет.
Марья Петровна тихо заплакала.
– Знаю, каково тебе. Мой тоже… Иногда так налакается где-нибудь! Так что теперь делать, Марья. Ведь не от хорошей жизни мужики-то пьют.
– Кто там разговаривает? – угрожающе спросила воспитательница, услышав чей-то шопот. – Это тихий час, все должны спать!.. Пусть не от хорошей жизни, – вернулась она к своей беде. – Но ведь голова-то на что? Дочь растет. У кого же ей учиться? Стыдно им всем должно быть, сколько невинных душ калечат! Бабам, что ли, слаще живется, Жанна? Так мы же не превратились в алкоголиков! Нет, не пущу, хватит с меня. Как-нибудь и без него протянем…
– Ну, ладно, Марья, с Богом. Побегу я за мясом… И ты приходи, не забудь!
«Алкоголики, алкого-лики… лики… Матоматоматом… Не прощу, не пущу, не пу-щу», – долго еще отдавалось эхом в моей сонной голове. Потом я заснул.
