– Какой аждаха?
– Вот такой! Устаз{Учитель тариката, учения популярного среди суфиев Дагестана. Тарикат проповедует путь духовного очищения и возвышения зачастую через аскетизм, отшельничество и мистические практики.} один народу сказки рассказывает. Жил, говорит, у нас один чабан, который чужих овец пас, а этот аждаха стал баранов у него воровать. Один раз своровал, второй раз своровал. И этот чабан, же есть, мышеваться тоже не стал. Э, говорит, возвращай баранов, а то люди на меня думают. Аждаха буксовать стал и ни в какую, бывает же. И раз, чабан взял стрелу и пустил в аждаху, и стрела ему в тело вошла и с другой стороны вышла. А потом чабан взял, попросил Аллаха, чтобы аждаха в камень превратился.
– И чего? Этот камень и есть аждаха? Похож хоть? – спросил Анвар, снова прыгая на турник и свешиваясь оттуда вниз головой.
– Там в нем дырка насквозь, короче. А так не похож ни разу. Башир верит, говорит, эта дырка как раз от стрелы, а голова, говорит, сама отвалилась потом.
– Что он, в горах камней, что ли, не видел? – засмеялся Анвар, продолжая висеть вниз головой.
– Там камней мало – место такое. Я Баширу сказал, же есть, бида{Новшество с оттенком ереси (араб.).} это, бида. А он стал меня вахом обзывать. У этих суфиев все, кто им не верит, – вахи!
В доме послышались звуки настраиваемого пандура. Мага вынул телефон и присел на корточки:
– Сейчас марчелле позвоню одной.
Анвар запрокинул свое слегка угреватое лицо к небу. Молодой месяц слабо светил там, в неподвижности, едва вылавливая из тьмы недостроенную мансарду, торчащий из стены холостой фонарь и бельевые веревки. Вдруг чуть выше веревок испуганно метнулась летучая мышь. Анвар завертелся, тщетно силясь увидеть, куда она полетела. Меж тем звуки пандура в доме окрепли, и полилась протяжная народная мелодия, необъяснимо сочетавшаяся с этим вечером. «Вот интересно, – подумал Анвар. – Я вижу эту связь, а тот, кто играет или ест сейчас в комнате, – не видит».
– А про Рохел-меэр слышал? Село заколдованное. Праздничная гора! То видно его, то нет. Говорят… Але, че ты, как ты? – перебил Мага сам себя, склабясь в трубку и отворачиваясь от Анвара. – Почему нельзя? Нормально разговаривай, е!.. Давай, да, подружек позови каких-нибудь и выскакивай… А че стало?.. Я про тебя все знаю, ты монашку не строй из себя… А че ты говоришь: я наезжаю – не наезжаю… Вот такая ты. Меня тоже не пригласила… А умняки не надо здесь кидать!..
Анвар зашел в дом. Юсуп, возвышаясь над столом, пел одну из народных песен, перебирая две нейлоновые струны пандура. Пение его сопровождалось ужимками и восклицаниями Керима «Ай!», «Уй!», «Мужчина!» и тому подобным. Раскрасневшаяся Гуля откинулась на диван, Дибир задумчиво смотрел на свой забинтованный палец. Зумруд беззвучно прищелкивала тонкими пальцами с осыпающейся мучной пыльцой, прикрыв глаза и поддаваясь течению напева.
Она