– Они нам подсунули старье, которое пылилось в кладовке. Отродясь не видел такого барахла. И еще хотят, чтобы мы на нем работали!
Несмотря на свое брюзжание, Жерому удается-таки подсоединить компьютеры друг к другу. Потарахтев немного, машины включаются, и на экранах возникают, приветствуя нас, какие-то прыткие человечки. Я слегка пробегаюсь пальцами по клавиатуре, чтобы подтвердить правоту Жерома насчет ветхости оборудования.
– Вы оба пресыщенные пижоны, – говорит Луи. – Не хочу показаться старым хрычом, но могу утверждать, что, если бы такие бесшумные орудия существовали в семидесятых, я бы сейчас, быть может, грел задницу на солнышке возле бассейна. Мою блестящую карьеру сгубил «Ундервуд»!
Мы с Жеромом скептически переглядываемся, но Луи уже понесло.
– В то время мне лучше всего работалось по ночам. Днем в голову ничего не приходило, я все тянул и тянул, мог до семи часов провозиться над какой-нибудь жалкой репликой. Зато с наступлением ночи зверь просыпался, и я начинал строчить на машинке как бешеный. Я тогда ютился по всяким углам, притонам и убогим меблирашкам, стены там были не толще папиросной бумаги. Стоило мне начать, как целое полчище здоровенных бугаев грозило мне башку проломить, если я немедленно не умолкну. Судьба любит прятаться за такими мелочами.
Тишина меня никогда особенно не заботила. Хотя сами сценаристы несут в этот мир шум и ярость, их работа начинается задолго до Большого взрыва, в полнейшей пустоте и покое.
– Когда я стал работать на Маэстро, проблема уладилась. У него свой отель под Римом, он там даже единственный постоялец. Мы могли любой тарарам устраивать, никто бы и слова не сказал.
Слово «Маэстро» действует как укол шилом пониже спины. Наверняка Луи этого и добивался. Он скрещивает руки и смотрит на нас с довольным видом. Мы с Жеромом переглядываемся. Маэстро, с большой буквы. Возникает некоторая неловкость. Луи готов сообщить подробности, но никто из нас не осмеливается их спросить. Маэстро… Маэстро… Наверняка тут какое-то недоразумение. Есть только один Маэстро, которого уже никто не называет его собственным именем.
– Вы говорите о том самом Маэстро?
– О ком же еще.
– Из «Чинечитта»?
– А вы как думали, ребятки, я там был настоящим принцем!
Все ясно, Луи Станик работал с самим…
Не может быть! Маэстро уже десять лет ничего не снимает, и если бы он создал хотя бы один из своих фильмов с французским сценаристом, уж я бы точно об этом услышал или прочел в десятках трудов, посвященных одному из величайших гениев в истории кино.
Не может быть.
– Когда-нибудь я вам расскажу обо всем, что нас связывало. Но сейчас мы должны стронуть с места «Сагу».
Словно откликнувшись на призыв Луи, появляется Матильда, свежая и улыбающаяся, быть может, от радости видеть нас снова. Она все так же приятно пахнет, каким-то естественным запахом,