Городничий покосился на упавшую жену глазами, но корпус его так и остался недвижим.
ГОРОДНИЧИЙ. Хотелось бы услышать предложения по существу, так сказать. Без лишних эмоций. Без экзальтаций и провинциального патриотизма.
Из серой толпы отделился господин с густыми разросшимися бровями и блестящей лысиной, похожей на острое яйцо. Брови были расчёсаны вверх и поэтому закрывали почти весь лоб. Остальная часть лица была тёмной и плоской, будто прихлопнутой чем тяжёлым, и походила на старый медный таз. Единственное, что выделялось на этом невыразительном лице, это лиловые и очень подвижные губы.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Ах, голубчик! Вы бы уж сами и облагодетельствовали нас. Вы бы уж сами и взяли бы на себя такую, с позволения сказать, ответственную роль.
Господин окинул взглядом всех собравшихся и продолжил с удвоенной энергией, которая выражалась лишь в подвижности губ.
Ей-богу, драгоценный вы наш, Антон Антоныч! Ведь ежели вы не примете на себя такую серьёзную ношу, то некому и будет. (Он посмотрел по сторонам, словно боялся, что их подслушивают.)
И все, действительно, слушали их внимательно, с застывшими лицами или рожами, если хотите. Даже не моргая и не дыша.
ГОРОДНИЧИЙ. Как же возможно городничему стать ревизором? Я должен тогда развестись с Анной Андревной. Должен, так сказать, с насиженного места уволиться. Нет, господа, это никак невозможно! Решительно отказываюсь – и всё тут!..
Городничий развернулся, но так и остался на месте, и его широкая спина, казалось, спрашивала серую толпу: «Ну что, христопродавцы, так бы и вонзили остриё промеж лопаток? Ужо я задам вашему брату!»
Господин с медным лицом подошёл поближе к ступенькам, на которых стоял Городничий и легонько дёрнул его за фалду мундира, которая тут же и отвалилась, а по залу пробежал лёгкий и сдержанный смешок.
МЕДНОЕ ЛИЦО. Ваше Сиятельство, не сочтите за дерзость…
Приоткрытый рот у Господина с медным лицом вытягивается трубочкой, словно он готовится поцеловать барышню.
Но ведь всё в наших – простите, в ваших благодетельных руках. Прикажите всем нынче же считать вас за ревизора. Объявите Анну Андреевну не женой, а вашим ангелом-охранителем, проведите ревизию, где сочтёте уместным, а на следующий день снова нарядитесь в привычный мундир, назначьте себя городничим – и отправляйте рапорт в Петербург. Вот и выйдет: и ревизор был, и никаких беззаконий не нашёл, и вы на месте.
Городничий разворачивается медленно и тяжело, словно мельничный жернов, с хрустом под каблуками, – и сверху вниз смотрит на Господина с медным лицом, который уже держит оторванную фалду его мундира.
ГОРОДНИЧИЙ. Ах ты рожа пустозвонская! Ты что же, хочешь, чтобы мы все здесь в крыс обернулись? Кого спасут твои ревизии? Вон, моя Анна Андревна уже свинья свиньёй. Земляника скоро совсем ягодой будет, а потом и скиснет. И у меня вместо ноги чёрт-те что! Вам бы всё отчёты строчить,