Учителя рисования звали Николай Вахтангович. Родом из небольшого кахетинского села, он служил когда-то в местной воинской части, влюбился в здешнюю девчонку – оператора переговорного пункта, женился на ней, да так и осел в Сердобольске. За десяток лет, прошедших после армии, Николай Вахтангович обрусел. Говорил он по-русски почти без акцента, но все время скучал по родине, и часто рисовал для души грузинские ландшафты и натюрморты из южных фруктов и блюд грузинской кухни…
Минут через сорок линейка закончилась.
– Привет, Петров, – Валькины наблюдения и размышления прервала его соседка по парте Семыкина.
– О, Семыкина, привет, у тебя новая прическа? – отозвался Валька.
– Да, называется «сассун», как у Мирей Матье, нравится?
– Не знаю, странная какая-то. Мне как-то косички больше нравятся, дергать удобно, опять же. А за эту «Матье» даже и не ухватишься, – пытался съязвить Петров.
– Дурак ты, ничего не понимаешь, – обиделась Семыкина.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Петров, – Я просто не привык еще.
На самом деле ему понравилась новая Светкина прическа. Они сидели с Семыкиной за одной партой с первого класса; за несколько школьных лет он привык к ней как к сестре, и оказался не готов к неожиданным кардинальным изменениям в ее облике.
– Учебники получила уже? – спросил Петров.
– Да еще на прошлой неделе. А ты?
– Еще нет. Надо зайти в библиотеку сейчас.
– Ты всегда тянешь до последнего, – засмеялась Семыкина. – Лентяй.
– И ничего я не тяну, это я выдержку тренирую, – хотел было обидеться Петров, но передумал.
– Ладно, пока, до понедельника. Я побежала.
– Пока.
«Хорошо, что сегодня суббота и нет уроков», – опять подумал Петров и пошел получать учебники.
Сентябрь. Рисование
Учителем рисования Николай Вахтангович Абашидзе стал почти случайно. В армии после курса молодого бойца молодых солдат распределяли по специальностям и приписывали ко всяким службам в части. На построении замполит спрашивал, кто что умеет делать, у кого есть какой опыт. Когда до него дошла очередь, Николай Вахтангович неожиданно вспомнил, что рисовал в школе портреты Ленина, Маркса и Энгельса по квадратам. Технология была нехитрая – берешь портрет из Огонька, расчерчиваешь его на квадраты, потом чертишь сетку из больших квадратов на холсте или ватмане и переносишь изображение на плакат, ориентируясь по квадратам. Конечно, плакатная копия несколько отличалась от оригинала из Огонька. Но портреты классиков марксизма-ленинизма висели везде и были настолько узнаваемы, что некоторая брутальная схематичность их образов даже придавала какую-то оригинальность. К тому же эти самодельные портреты проходили обязательную партийную цензуру, поэтому ответственность за качество полностью