– Что за ерунда! – рявкнул на лейтенанта Каршетца районный следователь, когда они стояли у стола со свежим трупом молодого человека. – Я категорически запрещаю вскрывать череп этого мужчины, когда совершенно очевидно, что причина смерти – ранение мечом в грудь! Возможно, ему и стоило проверить голову до того, как он ввязался в дуэль, но сейчас уже слишком поздно.
– Нет, уверяю вас, сэр, – сказал Каршец. – Этот мужчина умер от апоплексического удара, вызванного паталогическими изменениями. – он вытащил смятый листок бумаги из ташки и прочел: – …шишковидной железы. – Он снова убрал листок. – Она, знаете ли, находится в мозгу.
– Да в курсе я, где она находится! Я не понимаю, каким образом ранение мечом связано с… Ааагх!
В этот момент лейтенант Каршец потерял терпение, вытащил меч и проткнул следователя. Затем вытер лезвие о подвернувшуюся простыню и спрятал клинок в ножны.
– Видите? – спросил он помощника следователя, который хорошенько струхнул и стал серого цвета. – Ранение мечом в грудь, а умер он от чего?
– Паталогического изменения… шишковидной железы? – рискнул предположить помощник следователя.
– Отлично! Так и знал, что вы сможете занять место теперь, когда этот. – лейтенант сделал неявный жест в сторону мертвого следователя, – герр Бедняга откинул копыта. В общем, будьте человеком и извлеките орган, послуживший причиной смерти. Засуньте в банку, когда закончите, за ней зайдет маленький человечек. Мне пора – в городе настоящая эпидемия. Счастливо оставаться!
Кабал работал медленно, но уверенно. Он практически не спал, ел мало и едва ли разговаривал, разве что требовал очередной реагент или прибор. О каждом его шаге докладывали графу Марша́лу – о каждой капле из пипетки, обо всех наблюдаемых процессах; в короткие промежутки, пока некромант спал, его записи выкрадывали, копировали и возвращали на место. Граф изучал их, но ничего не мог разобрать – он счел их каким-то персональным шифром и передал в отдел криптографии Имперской службы разведки. Чуть менее загадочным – по крайней мере для проницательного взора графа – оказалось требование доставить пятьдесять футов недавно сбритой кошачьей шерсти. Тюремщики замка Харслаус еще долго будут ходить все перебинтованные. А мешок с плодами их трудов нетронутый стоял в углу. Граф прекрасно понимал, когда речь шла о мелкой мести, и приветствовал ее: подобное поведение говорило о том, что Кабал куда более человечен, чем пытается казаться, и что где-то внутри, пусть и глубоко запрятанное, в нем живет чувство юмора, хотя и жестокое. Человек познается по поступкам, а граф предпочитал знать, с кем имеет дело.
Приближался день торжественной речи, и Кабал наконец послал за останками покойного императора. Его уложили оттаивать в круг из ламп, изготовленных в соответствие с требованиями Кабала – смесь масел,