– Вот тоже, выдумали! Ещё на Пасху вместе пировать будем. Мы вас живо поправим, – успокоительным тоном говорил студент, ласково проводя рукой по руке больного.
– Я человек бедный… Чем лечиться? Ох, тяжко… Денег нет. Что мне делать? – стонал чиновник.
– Не тревожьтесь, всё будет, всё сделаем.
Пелагея Ниловна вызвала студентов на кухню и взволнованно стала их упрекать:
– Чего вы его слушаете! Прости, Господи, и перед смертью-то жадничает. На что ж вы его лечить-то станете? Я наверное знаю, что он вам денег не отдаст. Не своё же последнее вам тратить? Надо без разговоров везти его в больницу.
– Вы, хозяюшка, не волнуйтесь. Вам эта болезнь ничего не будет стоить. Это уж наше дело. Кажется, вы женщина добрая, а хотите выпроводить чуть живого, одинокого и беспомощного человека. Не ожидал я этого от вас! – серьёзно и внушительно отвечал ей медик. Старушка сконфузилась и промолчала; ей было досадно, что студенты тратят последнее на человека, который имеет средства; но в глубине души у неё подымалось чувство умиления: таких бессребренников, таких простых и добрых людей она ещё не встречала. Студенты, особенно медик, проводили около больного дни и ночи. Болезнь его была тяжёлая и мучительная. Он весь горел, метался, бредил и стонал. В тяжёлом горячечном бреду высказывался весь человек: подозрительный, скупой, живший только для себя.
– Не трогайте деньги… Зачем пошли к шкафу… Студенты взяли мой лимон… Чаю много положили… Не дам керосину! Больно делаете! Бессердечные! Никого не хочу знать! Ой, не могу!!! Не могу… – бредил и метался больной, никого не узнавая.
Студент медик ухаживал безропотно, целыми часами прикладывал лёд, давал лекарства, ворочал, переносил безмолвно все капризы, и, только когда он очень уставал, его сменял товарищ – художник. Говорят, что молодые доктора питают особенно нежное чувство у труднобольным, будь это друг или враг, всё равно.
– Плох наш чиновник, очень плох, – говорил медик хозяйке и становился грустным, озабоченным и снова приглашал доктора, чтобы испробовать иное лечение.
Между тем наступила страстная суббота. Пелагея Ниловна ушла к заутрене, а молодые жильцы остались около больного. Вернулась хозяйка, ей открыл дверь медик – улыбается, весёлый, радость так и рвётся наружу.
– Христос воскресе! – проговорила старушка. – Бог милостей прислал.
– Воистину воскресе, бабуня! Нашему больному лучше! Я, право, готов прыгать от радости! Теперь уснул. Пожалуй, пойдёт дело на поправку.
– Ну и слава Богу! – ответила Пелагея Ниловна, проходя в кухню, где скромно разговелась, чем Бог послал, и наедине погоревала о своих молодых квартирантах: «Ох, бедные! Ни тебе куличика, ни тебе пасочки – всё отдали. А сами ни с чем. Просты они сердцем, точно малые дети!» Первый день Пасхи был великолепный – ясный, тёплый, солнечный. Рано утром заглянуло солнышко и в комнату больного чиновника. Он открыл глаза и улыбнулся: ему казалось, что и он будто воскрес в этот великий день; его страдания утихли, и