– Да всеми! Я чай, сгоряча. А, статочно, и впрямь портные – под мостом вязовой дубиной шьют.
Так заковыристо в народе обозначали тех лесных налетчиков, что поджидают добычу, хоронясь под мостом.
– Имена и прозвания потом скажешь. Может, и впрямь в наши столбцы затесались.
– Аникины они, Федот да Гаврило. Оба кожемяки. А она, Дарья, сказывали, честная вдова. Сказывали! Языки бы им калеными клещами!.. Повенчался мой дурень на этой Дарье. Стали жить. А у Онисима сынок – Архипка, ему уж шестнадцатый. Думали учить его, чтобы потом женить и поставить в приказчики, а до того я его в ту лавку, что ближе к спуску, определил. Так парень два и два сложить не умеет. Погоди, не смейся, рано смеешься.
Мартьян Петрович отхлебнул из кубка пряного заморского гипокраса.
– Ты сказывай, сказывай…
– А ты пей да слушай. Архипка на коленях батьку просил: не бери нам мачеху! У Онисима-то еще две дочки. Коли рассудить – баба ему в доме нужна. Да только не эта Дарьица мокрохвостая. Ну, стало, повенчались они. И Архипка стал за мачехой следить. Сам додумался или кто надоумил – Бог весть. Статочно, бабы. Следил, следил – может, начнет из дому добро выносить? А выследил ее с молодцом на чердаке. Шум поднял, с тем молодцом сцепился. Люди сбежались. Как полячишки говорят – гвалт!
– Да, отменное словечко. – Деревнин тоже отхлебнул гипокраса, приготовленного из дорогого красного вина, в меру приправленного корицей и мускатным орехом, но чересчур, на взгляд подьячего, сладкого; видеть, бабы гречишниковского семейства, норовя сделать как лучше, переложили меда.
– За Онисимом послали, он прибежал, чуть жену насмерть не зашиб. Из дому выгнал чуть ли не в одной рубахе. Она к братьям своим побежала. Они оба – недаром кожемяки, силища в руках – сам разумеешь… А братья через два дня подкараулили Архипку да начали лупить. Хорошо, добрые люди поблизости случились, поп какой-то мимохожий вмешался, дай ему Бог здоровья, сразу отняли парня. И эти братья Аникины грозились совсем его убить.
– Ну так приходи к нам в приказ, пиши кляузу, я научу, как составить, делу тут же ход дадим. Пусть кожемяки Бога молят, чтобы батогами отделаться.
– Приду, да только… Просьбишка у меня, Иван Андреевич. Спрятать надобно Архипку. Они же за моим двором следят. Оба злы, как черти. А у них еще товарищи, такие же безмозглые, только и умишка, что в кулаках. А он же не может безвылазно у меня в чулане сидеть, до ветру сбегать надобно, да и скучно ему там. Что им стоит перемахнуть через забор да ткнуть Архипку ножом? Потом хоть самому Годунову жалуйся – с того света не вернешь.
– Ты его, выходит, приютил?
– Да. У себя пока спрятал. Мой кум Василий собирается в Муром за солью, да с ним еще наши купцы, поедут двадцатью санями. Я бы с ними Архипку и выпроводил. Там бы его хорошему человеку с рук на руки сдали, там бы и остался.
– Да коли он никакого ремесла не знает?
– Пусть мешки в амбарах таскает! – вдруг рассвирепел купец. – Говорил я дурню Онисиму! Говорил! Да хоть бы его к сапожнику в ученье