– Боярыня моя приготовила тебе подарок. – Он взял с аналоя шелковый мешочек, протянул, и это означало, что беседа завершилась. – Всегда я тебе рад, вскоре увидимся – когда посольство будет звано представиться государю и на пир. И потом – когда я посла с присными у себя принимать буду. Коли хочешь, приготовь ему дары. А что он тебе дары привез – в том я не сомневаюсь.
– Благодарствую.
– Перстень не забудь, воевода.
Ораз-Мухаммад молча надел дорогой перстень на палец, а мешочек из китайского шелка сунул было за пазуху, но рубаха из самого тонкого холста не желала туда пролезть. Годунов невольно залюбовался тонким стройным станом воеводы, на котором замшевый бешмет сидел туго, как перстатые рукавицы на руках боярыни-щеголихи.
Потом воевода подошел к лавке, на которую поставил свою великолепную лисью шапку, с поклоном взял ее и надел на голову торжественно, как будто сам себя короновал.
Он умел держать себя в руках – обида на лице не отразилась. И боярин снова подумал: нельзя отдавать этого человека хану Тауекелю, самим нужен.
– Здрав будь, боярин, – хмуро сказал Ораз-Мухаммад, повернулся и вышел.
– Бог в помощь, воевода! – произнес вслед Годунов.
Суконная завеса двери, откинутая воеводой, колыхнулась и замерла.
– Ишь, недоволен… – пробормотал Годунов и, подождав малость, вышел в сени. Ораз-Мухаммада там уже не было.
Челядинцы повскакали с лавок. Косточки зерни покатились на пол.
– Олеша, вели заложить возника в санки и живо доставь мне Якушку, – сказал Борис Федорович. – Да не явно, а с черного крыльца. Да выманивай его поосторожнее. Чтобы – был человек, и вдруг нет человека. Как корова языком слизала.
– И то будет исполнено, – с поклоном ответил челядинец Олеша.
Якушка был крещеный татарин, которого Годунов ловко определил в семейство Ораз-Мухаммада. Хотя упрямый степняк предпочитал жить в юрте, но женщины его рода сообразили, сколь хороша изразцовая печь, да и к мыльне очень быстро привыкли. Мыльня холодной зимой – радость. Степнячки ею забавлялись и тешились – мыли друг дружке длинные черные косы, полоскали в травных отварах, потом сидели в тепле, в одних рубахах, сушили волосы и лакомились московскими заедками. А печи и мыльню кто-то же должен топить.
Был Якушка из казанского полона, привезен на Москву мальцом лет пяти, с родней, крещен Яковом, но свое татарское имя, Якуб, помнил и при нужде, по приказу Годунова, пускал в ход. Сошлись они вот как: Якушкин отец Юсуф, в крещении Федот, сумел угодить дядюшке Дмитрию Ивановичу, обрел покровителя, сына же Юсуфова Годунов-старший пристроил в Постельный приказ истопником; Годунов-младший старался держаться за дядюшку, в Постельном приказе бывал часто, а поскольку в грамоте был не силен, Якушка-Якуб охотно передавал на