– Ну да, он все видит перевернутым, он думает справа налево! – воскликнула девушка и побежала еще раз, кто знает который, к дому на углу и загляделась на гравюру с дамой, собачкой и роялем.
Там была нотная тетрадь, однако запись на ней, здесь, в Варшаве, можно было прочесть, что ни ее отцу, ни ей в Белграде не удавалось. Все оказалось очень просто: художник записал ноты в обратном порядке, а поскольку память Владислава Домбровича все переворачивала и видела наоборот, девушка легко прочитала варшавскую запись. Это был полонез Шопена, девушка его насвистала, а когда закончила, поняла вдруг, что она одна в чужом городе. Она стояла перед каким-то незнакомым домом со странным окном вроде сундука, комнатами со стенами кричащего цвета, резными деревянными украшениями, с четырьмя разными ступеньками, холодными как лед.
– Что я здесь делаю? – спросила она себя и оглянулась. Позади нее стоял худой симпатичный человек.
– Я Домбрович, – сказал он, протягивая ей руку.
– Пошел ты к черту! – отрезала она ошеломленному незнакомцу, поспешила на вокзал и тут же уехала в Белград.
Аксеаносилас
Известно, что у монастыря Жича в Сербии есть имя и прозвище. Имя он получил, когда однажды ночью молния над этим местом вычертила слово «Жича». Прозвище «семивратная» произошло оттого, что в монастыре прорублено семь дверей. Дело в том, что когда короновался какой-нибудь сербский государь, начиная со Стефана Первовенчанного[5] и его восхождения на престол в 1196 году, при каждой коронации в монастыре прорубали новую дверь, а вслед за ними и семь ворот Белграда. Прошло время, все это забылось, и когда один французский византолог и историк искусства начал отыскивать причины, он получил от монахинь Жичи следующее объяснение.
Дверь – то же самое, что имя.
Не нужно думать, что ее прорубали потому, что новые правители были заносчивее прежних и не хотели входить по случаю коронации в те же ворота, что и их предшественники. Такая мысль была им чужда. Просто они следовали другому, более древнему обычаю, а именно