Забежал с новостями к Салли, но она уже знает про Брайана Джонса, потому что меня опередил мистер Козмик. При нем тоже были красная и черная тетрадки. Еще у него были с собой три пучка распустившихся веточек, обернутых во влажную тряпицу. Мистер Козмик отхватил этот кат у парочки йеменских матросов в Шэдуелле, и, похоже, это абсолютно легальная штука. И неудивительно: я его попробовал – и никакого прихода не дождался. Под руководством мистера Козмика мы ободрали листья с веток и начали набивать их за щеки, пока вид у всех троих не стал как у мартышек с флюсом. Вкус мерзкий, горький – по собственному опыту могу сказать, что хуже только у вареного опиума. Берг Йенш уныло подвывал с пластинки. Прихлебывая мелкими глотками воду, мы пару часов просидели, держа за щекой эту пакость, утирая слюни и стараясь не подавиться. Но кайф вышел слабенький, и, кроме того, меня одолевали мысли, тучи мыслей – столько и словами не выразишь, – но беда в том, что это были здравые мысли, тогда как мне мои мысли по-настоящему нравятся, только когда они обалденно задвинутые.
Особенность ката в том, что от него мы все стали необычайно говорливыми. Салли стала припоминать наши прежние неудачные попытки словить кайф – типа того, как мы пытались курить высушенные банановые шкурки – вот уж точно дерьмо. Или как я встретил типа, у которого три часа была эрекция, когда он нанюхался клея для авиамоделей. Тогда мы с Салли пошли в магазин «Сделай сам», отхватили там этого клея и нюхали его несколько часов подряд – и нифига. В конце концов мы вернулись в магазин и купили комплект для сборки модели аэроплана, чтобы остатки клея не пропали зря. Хоть оттянулись, собирая аэроплан, – захватывающая штука. Но, как гласит общее правило, от легальной драги настоящего кайфа не словишь.
Потом Салли захотелось узнать про наши тетрадки, и мы объяснили, что все члены Ложи должны вести дневник, это часть обучения, и туда нужно записывать все-все-все, особенно плохое. Салли это пришлось не по вкусу, так как ей не нравится попадать в дневники посторонних людей (для нее это то же самое, что присниться кому-нибудь, когда она этого не хочет). Кроме того, она терпеть не может всего, что связано с Ложей чернокнижников. Хотя она все-таки признала, что нам будет интересно перечитать эти дневники на старости лет.
– Не собираюсь жить до старости, – ответил я. – Когда Сен-Жюста везли к гильотине, он сказал кровожадной черни, толпившейся вокруг его тележки, что умирает в возрасте тридцати трех лет, потому что это возраст, в котором умирают все настоящие революционеры, Христа тоже распяли, когда ему было тридцать три. Я решительно не намерен прожить дольше тридцати трех.
На Салли это не произвело впечатления.
– В тридцать три ты уже почти старик, – сказала она. – Спорим на что хочешь – я умру раньше тебя.
Наступила долгая тишина – необычная, учитывая, что под действием ката мы так разболтались.
Потом Салли сказала:
– Питер, пообещай мне кое-что.
– Что?
– Сначала пообещай, потом скажу.
– Я ничего не обещаю, если сначала не узнаю, что это.
– Нет, ты сначала пообещай. Ты должен мне доверять, если любишь меня…
– Ладно, – ответил я, хотя терпеть не могу эти Саллины проверочки.
– Клянешься?
– Клянусь.
В глазах Салли зажегся странный огонек, и, учитывая ее набитые щеки, вид у нее был чудной.
– Это хорошо, – сказала она. – Ты пообещал, что если я умру раньше тебя, то ты поимеешь меня мертвую.
– Да пошла ты! Еще чего!
– Ты поклялся. Это будет мой прощальный подарок тебе. Ты сделаешь это, пока мое тело еще не остыло. – Салли едва заметно улыбалась. – Иначе я вернусь и буду преследовать тебя.
Мистер Козмик был в восторге:
– Он отнесет твое тело в какой-нибудь парк или сад. Твое лицо будет мокрым от слез – от его слез. Твое тело без оживляющего его духа станет чуть тяжелее, чем при жизни, и он будет слегка пошатываться от тяжести своего груза. Послышится раскат грома, как будто сам Бог разгневан тем, что должно вот-вот свершиться. Упадут первые капли дождя…
– Не обращая внимания на дождь, – вклинился я, – я почтительно положу тело на траву