Полыхаева трясла мелкая противная дрожь, он боялся смотреть на балконное окно. Гнева у него не было и ярости не было – Вера была ему чужая, он ее, живую, и разглядеть-то как следует не успел – был страх, страх, что вот сейчас они войдут, а он, Полыхаев, не сумеет ничего скрыть, выдаст себя, так и будет трястись, как суслик, и Сашка обо всем догадается – он чуткий, Сашка-то, нервный! – и кинется на балкон. Шевельнулась поганая мысль: уйти надо… Они там на кухне, чемоданчик в прихожей, можно уйти незаметно… нет, надо сказать, не могу, мол, вас стеснять, да и сам не могу в чужом доме, не привык, пойду, мол, в гостиницу, извините…
Вслед за первой, трусливой, появилась мысль правильная, и, как показалось Полыхаеву, благородная. Про гостиницу – это хорошо, это годится, только надо Сашку взять с собой, проводи, мол, до гостиницы, все ж таки один в чужом городе, да еще ночью, могу и заплутать… Да, это точная мысль, хорошая мысль… Полыхаев сразу как-то успокоился, обмяк. Дрожь прошла, но сидеть одному в комнате уже было невмоготу.
А тот, на балконе… Он же, небось, знает, что Полыхаев его видел, тоже еще, чего доброго, выкинет какой-нибудь фортель!.. Полыхаев для блезиру еще раз подошел к книжной стенке, даже вынул какую-то книжку, полистал и сунул обратно… Пусть думает, что я его не видел… – подумал Полыхаев, и тут же устыдился: ах ты, гадина, паскудник ты, по чужим постелям лазишь, а я еще перед тобой выкаблучивайся, чтобы ты, избави бог, скандалу не наделал!..
Мысль эта придала ему решимости, он открыл дверь и отправился на кухню. Шаги его услышали, Гордынский выглянул ему навстречу, перекрывая собой дверной проем.
– Сейчас, Иван, уже готово! Тут такое дело… Я Веру не предупредил, что ты приедешь. Так что, извини, ужинать придется сухим пайком… Правда, есть яичница…
За спиной Гордынского шумно высморкалась Вера. Гордынский беспокойно оглянулся. «Выясняли отношения, – сообразил Полыхаев. – Какой уж тут ужин!»
– Знаешь, что я подумал, Саша, – сказал Полыхаев, с удовлетворением отметив про себя, что голос его звучит ничуть не фальшиво, громко и даже нахально – интуиция подсказывала ему, что говорить надо именно так, громко и нахально, это обычно придает словам убедительность. – Знаешь, что я подумал, Саша… Тебе мои странности не внове, ты поймешь… Не могу я у вас остаться… Не привык, знаешь, быть в тягость… То есть вам-то я, может, и не в тягость, а я стану