– Уберите от меня руки!
Обнажённое тело всё ещё пахло лосьоном.
– Уведите нахер истеричку! – распорядился Толик, ответственный за съемки. – Потом поговорим!
Они не поговорили до сих пор.
Пашка протащил Леру в ванную комнату, долго умывал холодной водой, шептал на ухо успокаивающие слова, но при этом крепко держал одной рукой за плечо, чтобы Лера не вырвалась.
– Ты выделываешься, – пробормотала Лера, хотя на самом деле не хотела так говорить. Просто не могла сдерживаться. – По тебе сразу видно, что ты нихрена не военный, а просто на публику работаешь. Таких, как ты, даже трахать жалко. Снимай свою армейскую робу и надевай что-нибудь приличное, тогда девки давать начнут.
– Тебя тоже жалко, дорогая, – ответил Пашка. – Я бы даже на полшишки не присунул, если бы хотел.
Она хихикнула, посмотрела на Пашку в зеркале.
– Кажется, я угробила свою жизнь, – сказала, ощущая во рту скользкий привкус.
– Никто не застрахован. – ответил Пашка. – Выкарабкаешься.
Он вызвал такси, помог одеться и проводил на улицу.
– Ты спас меня? – Лера заигрывала. В то время он вообще заигрывала со всеми.
– Можно сказать и так.
– Тогда приезжай вечером. Получишь награду!
Пашка ухмылялся добродушно – так ухмыляются, наблюдая за ребенком, который пытается влезть в туфли своей мамы, изображая взрослого.
– Спаси меня еще раз, – фыркнула Лера, проваливаясь в тесный салон автомобиля.
Последнее, что она помнила из того дня – вкус крови на губах, от которого очень хотелось избавиться.
Глава шестая
Пашке казалось, что он угодил в какой-то дешевый американский боевик. Хотелось верить, что в этом боевике ему отведена роль брутального главного героя, но на самом деле он вряд ли годился даже на второстепенного персонажа. Скорее какой-нибудь актер третьего плана, фрик, появляющийся в кадре, чтобы вызвать смех.
В затасканной армейской форме, с сальными давно не мытыми волосами, небритый, с темными и рыхлыми мешками под глазами – идеальный образ персонажа, веселящего публику.
Актер третьего плана, чтоб его, всю ночь плохо спал, ворочался, боролся с навязчивыми мыслями, крутившимися в голове. Мыслей было много, мысли были беспокойные.
Накануне Пашка примчался в Лере и сразу понял – ничего не закончилось. «Приход» продолжался. Лера сидела в коридоре, потрошила пачку жевательной резинки: вытаскивала подушечки, с хрустом разламывала и дробила ногтями. Знакомая сцена, ностальгическая. На полу – белые крошки. На Лериных щеках – следы от растекшейся туши. Она успела накрасится, куда-то собиралась.
– Один сидит на детской площадке, с фотоаппаратом, – сбивчиво шептала Лера, неожиданно сильно вцепившись Пашке в ворот. – Второй приходил снова, стучал в дверь. Я не открывала