– Не повезло вам, говнюки. Приказ мне сверху пришёл – срочно гонцов отрядить, грамоту надо воеводе в Коротояк доставить. А мне, окромя вас, и послать-то некого – сами видите, лагерь как метёлкой вымели. Сами вы нипочём не дойдёте, а единственная оказия – в Коротояк сотню ублюдков перебрасывают. Придётся вам с ублюдками идти, они через час выступают. Времени нет, собирайтесь, пошли туда, а я пока вам по дороге обскажу подробно, как себя с ублюдками вести, чтобы живыми остаться. Да не дрейфьте вы так. Ну помрёте, и что? Все мы рано или поздно сдохнем, а идти до Коротояка всего два дня. Может, и пронесёт Господь.
***
И ведь почти пронёс! Ублюдки хоть и были злые в предвкушении передовой, но к дворянским недорослям особо не цеплялись. Судя по всему, сработало выступление воеводы. Старый вояка в последний момент всё-таки пожалел пацанов и выступил перед ублюдками с программной речью. Очень короткой:
– Вы меня знаете, тупаки. Уже полтора года знаете. Это мои люди, я за них вписываюсь. Если они живыми не дойдут, я найду – кто – и порву. Вы меня знаете.
– Не пугай, пёс! – крикнул кто-то из толпы. – Пёс волкам зубы не показывает!
Но воевода, не обращая на крики внимания, подтолкнул недорослей к ублюдочному сотнику, повернулся и ушёл, не оглядываясь.
Сотник мазнул по отрокам безразличным взглядом, и склонился над грамотой.
– Так… Сотник – один, урядников – пять, бойцов – девяносто восемь. Все оружные. Теперь приданных сочтём. Лекарей четверо, неоружные, обозный один – неоружный, три посыльных джигита из татар, оружные. Курьеры, двое – короткий взгляд на сабли – оружные. Все на месте.
Он поставил галку и, повысив голос, заорал:
– Выступаем! Шевелим ходулями, раньше выйдем – раньше придём!
Идти вместе с ублюдками было тяжко. Одной из веток семёновского Дара было Чутьё, и сын боярский когда-то вбросил туда пару очков. Поэтому сейчас внутри его головы безостановочно визжал сигнал тревоги, сообщая, что вся эта разношёрстная гомонящая толпа, больше всего напоминающая скоморохов, обряженных в разноцветные тряпки – очень, очень, очень опасные люди. С очень неблагоприятными намерениями.
Но истерику Чутья ещё можно было пережить. Хуже было другое – один желающий стать рваньём для воеводы всё-таки нашёлся. Его звали Стрига и на первый взгляд он был серым и неприметный парнем.
Но лишь на первый взгляд.
К вечеру первого дня Семён выучил каждую морщинку на неприметном лице Стриги – так ему мечталось разбить эту харю в кровь. На марше Стрига тенью следовал за «пёсиками», возникая то справа, то слева, и безостановочно сыпал оскорблениями.
И не было в мире такой мерзости, которую, если верить Стриге, не проделали бы матери наших героев с ослом и козлом.
И хотя воевода загодя предупредил отроков о подобной тактике, ровно как и о последствиях нарушения принципа «на слово отвечать словом, на дело – делом», всё равно ближе к вечеру Оболенский