На рассвете, когда над городом летел протяжный крик муэдзина и Алеся еще спала, Андрей выехал в инвалидном кресле из дома – как и прежде, в гимнастерке и при медалях. Прокатив привычным путем к центру города, он только на минуту задержался у ворот мясокомбината, поговорил с пожилым вахтером в стоптанных валенках. Тот поначалу отрицательно качал головой, потом пожал плечами. Но Андрея, как видно, устроил и такой ответ, он воодушевленно отъехал и в этот день с еще большим рвением попрошайничал в потоках машин на своем перекрестке.
А к вечеру, устало отъехав в какую-то подворотню, пересчитал выручку. Она была рекордной, но по дороге домой он вновь остановился у ворот мясокомбината и всю эту выручку отдал вахтеру. Тот снова пожал плечами и впустил Андрея на территорию мясокомбината, через двор и мимо разделочной пилы провел в цех забоя и разделки скота.
Здесь было темно и пусто.
Вахтер показал Андрею какой-то закуток, где Андрей мог спрятаться. Они закурили.
– И будешь тут всю ночь сидеть? – спросил вахтер. – На хрена тебе это надо?
– А ты, когда с бабой, кайф ловишь? – ответил Андрей.
– Спрашиваешь!
– А я уже нет. У меня другой кайф – смотреть, как овец режут, кур, коров. У меня от этого крыша плывет.
– Да? – удивился вахтер. – Ну-ну… Каждому свое… Ладно, бывай. Утром будут эти каракульские овцы. Но если что – я тебя не видел.
– Само собой. Неужели таких овец на мясо пускают?
– И на мясо, и на шерсть. Ну, я пошел.
Ночью в каморке пустого цеха ему снился родной Повольск и городской фонтан, сквозь струи которого он когда-то нес на руках свою невесту – Алесю…
На рассвете блеяние отары овец и скрип железных ворот прервали этот сон. Он открыл глаза и сквозь щели в стене своей каморки увидел, как работники мясокомбината и чабан Файзи загоняют в цех отару каракульских овец.
Как ни странно, едва переступив порог цеха, овцы смолкли, перестали блеять и обреченной гурьбой сгрудились в дальнем углу. «Молчание ягнят», вспомнил Андрей знаменитый фильм. И теперь увидел это воочию: обреченные на смерть овцы не сопротивлялись, не упирались, не блеяли, а словно в оцепенении или в молчаливой молитве сгрудились в углу голова к голове. Казалось, они уже знали или почувствовали свою участь и обреченно ждали той последней минуты, когда забойщики поднимут очередную жертву на конвейер, забьют электрошоком, спустят кровь и освежуют, снимая драгоценную шкуру каракуля…
В одном из этих забойщиков Андрей узнал своего палача – того самого широколицего, который пырнул его ножом и с хохотом сбросил со скалы в горное озеро.
Теперь этот широколицый сноровисто извлекал из разделанных туш длинные, как сардельки, белые контейнеры – или, попросту говоря, презервативы с белым порошком – героином, обмывал их под струей воды и передавал чабану Файзи. При этом какой-то особый тошнотворный