В кабинете хирурга горел свет, Леночка постучала.
– Можно, Иван Федорович?
– А, Леночка! Заходи. Заходи, милая. Ну, как там у тебя, все в порядке?
– У капитана Машкова температура тридцать девять и семь. Я попросила Зою подежурить пока. А Анатолий Викторович сегодня уже вставал! – радостно прибавила Леночка.
– Ну, ну… – посветлел доктор. – Это все ты виновата, синеглазая. – Он улыбнулся.
– Ну что вы, при чем здесь я? – вспыхнула Леночка.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал доктор. – Садись-ка пить чай.
Он налил Леночке стакан горячего чая из железного чайника, пододвинул сахарницу.
– Угощайся. Ночь длинная.
– Спасибо, Иван Федорович. Знаете, что я хотела у вас спросить? Только вы никому, пожалуйста, не говорите и не удивляйтесь…
– Да уж, наверное, не удивлюсь, – усмехнулся Иван Федорович. – Спрашивай.
– Как вы думаете… – Леночка глубоко вздохнула и, словно прыгая в холодную воду, спросила: – Есть Бог или нет?
Иван Федорович быстро взглянул на нее и потянулся за папиросой, не спеша закурил.
– Есть ли Бог, Леночка? – Он затянулся, выпустил дым, помолчал. – Да если нет Бога, тогда вся наша человечья жизнь – один сплошной, нелепый балаган. Абсурд и бессмысленность. Да-с. Именно так.
– Значит, и вы верите? – тихо спросила Леночка.
– Верю, Леночка, конечно, верю. И в Бога, и в бессмертие души. Верю, что все наши страдания не напрасны. И что все имеет смысл. Каждая жизнь, каждый поступок, каждая наша мысль.
– Но почему же в нашей самой передовой стране атеизм? – еще тише спросила Леночка.
– Для того чтобы ответить тебе на этот вопрос, Леночка, нужно, чтобы ты еще немного подросла. И поумнела. Понятно?
– Понятно, – сказала Леночка и про себя подумала: «Опять – подрасти и поумней. Сколько же мне еще расти и умнеть? А если не успею?»
– Вот и хорошо. Иди с Богом к капитану Машкову и, если что, зови.
Леночка ушла ошеломленная. Два самых главных для нее человека – один, которого она, сама еще не сознавая, уже любила, другой, которого безмерно уважала, как отца, – сказали ей одно и то же: Бог есть. И тогда она дерзнула попросить. Она сказала в сердце своем, что, если Бог есть, пусть полковник Шабельский ее полюбит…
О романе полковника знали или догадывались все в госпитале. К военным романам относились снисходительно. Все понимали: люди ежедневно рискуют жизнью, чего уж там. Были, конечно, и легковесные, кратковременные связи по принципу: хоть день, да мой. Но роману Леночки и Шабельского почему-то все сочувствовали, может, потому что всем нравился молчаливый, строгий полковник с какой-то затаенной скорбью