Д’Артаньян. Дело в том, сударь, что мы только сегодня прибыли в Париж…
Планше.…и не успели облюбовать себе местечко на каком-нибудь постоялом дворе…
Бонасье. Ни слова больше! Я понял вас, господа! С этой минуты вы – гости этого дома!
А чтобы не показаться вам голословным, я сейчас же спущусь в подвал и захвачу оттуда несколько бутылочек превосходного божанси.
Планше. Вот это дело, господин Бонасье! Я, пожалуй, отправлюсь с вами. Может быть, вам придет в голову захватить с собой что-нибудь еще, а ведь у вас только две руки, не правда ли?
Бонасье. (Тускло.) Вы очень любезны, сударь!
Планше и господин Бонасье уходят, Констанция и д’Артаньян остаются одни.
Констанция. Ах как мне благодарить вас за то, что вы для меня сделали!
Д’Артаньян. Это я должен благодарить судьбу за то, что она послала мне встречу с вами!
Констанция. Да будет вам, сударь! Ведь вы же меня совсем не знаете! За время нашего знакомства мы не успели сказать друг другу и трех слов!
Д’Артаньян. С той минуты, как я вас увидел, только эти три слова и вертятся у меня на языке, сударыня!
Констанция. В таком случае, отчего бы вам не сказать их сейчас? Говорите же, я слушаю!
В ту самую минуту, когда д’Артаньян, казалось, уже собрался с духом, чтобы произнести заветные слова, появляются Планше и господин Бонасье, нагружен-ные бутылками и всяческой снедью. Сообразительный Планше вовремя замечает, что кое-кому их шумное появление пришлось некстати.
Планше. (Хлопает себя полбу.) Дьявол!
Бонасье. Что вы имеете в виду, любезный?
Планше. Сыр!
Бонасье. Сыр?
Планше. Сыр! Ну конечно же, сыр! Чудесный лимбургский сыр, мягкий, как воск, и желтенький, как июльское солнышко!
Бонасье. Не хотите ли вы сказать, любезный, что нам придется еще раз спуститься в подвал?
Планше. Именно это я и хочу сказать, господин Бонасье! Судите сами, ну какой же приличный ужин обходится без лимбургского сыра!
Планше и Бонасье уходят.
Констанция. Так на чем мы остановились, сударь? Помнится, вы обещали сказать мне три таинственных слова…
Д’Артаньян. (В смущении.) Честно говоря, со шпагой я управляюсь куда легче, чем со словами…
Констанция. Итак, насколько я понимаю, вы передумали выполнить обещанное?
Д’Артаньян. Я имел честь родиться в Гасконии, сударыня, а гасконцы, как известно, не бросают слов на ветер.
Констанция. Так говорите же, я слушаю!..
Едва д’Артаньян, поборов свое смущение, открывает рот, чтобы произнести требуемые слова, как снова появляются Планше и Бонасье; в руках у последнего тяжеленный круг лимбургского сыра, смахивающий на здоровенный мельничный жернов.
Планше. (Снова хлопает себя по лбу.) Дьявол!
Бонасье. (Опасливо.) На что это вы намекаете,