– Что же мне делать? – спросил он пса, тот склонив голову на бок, слушал, а потом как ни в чем не бывало начал выгрызать ледышку из подушечки лап.
– И кого я спрашиваю? – вздохнул старик.
Старик бережно нёс малышку на руках. Она проспала почти всю дорогу. Старик шёл медленно, старательно обходя препятствия. Пёс шнырял вокруг, принюхиваясь. Когда впереди закурился дымок зимнего стойбища, малышка проснулась и вновь заревела. Пёс крутился под ногами и привставал на задние лапы, заглядывая ей в лицо. Старик приоткрыл дверь низкого, наполовину вросшего в землю дома и протиснулся внутрь, следом прошмыгнул пёс. Старик положил девочку на лавку, и, кряхтя, подбросил дров в едва теплившийся очаг. Дрова полыхнули, сизый дым пополз вверх, к крохотному оконцу под закопчённым дощатым потолком. Мягкие красноватые отблески плясали на стенах, старик скинул малицу и уложил на неё укутанный в меховое одеяло кричащий свёрток. Малышка плакала не смолкая.
Старик совсем растерялся, обвёл взглядом покосившуюся избу. Жил он небогато, да и все богатство лесное только в промысле да удаче, и десятке старых оленей. Но то ли зверь поизвёлся, то ли ушёл куда, зима эта обещала быть трудной. Припасов едва хватило бы на одного. Благо рядом есть река, она смогла бы прокормить старика. Но ребёнок… Пёс крутился под ногами и старался вылизать заплаканное лицо девочки.
– Да не мешайся ты,– ворчал на него старик, он судорожно перебирал короба с припасами. – Наверное, она есть хочет. Чем же её покормить?
Вяленая рыба и мясо отправились обратно в короба следом за сушёными грибами. Ягоды, костная мука – не пойдёт. Он приоткрыл деревянную крышку глиняного горшка, пахнуло рыбьим жиром. Схватил берестяной туесок и встряхнул его. Он слушал, как загрохотали о берестяные стенки кедровые орехи. Старик удручённо опустился на пол:
– Для такой малышки ничего нет лучше материнского молока. Но где его взять?
Пёс лапой толкнул дверь и выскочил наружу, запустив холод. Он громко залаял, привлекая внимание старика.
– Вот неугомонный! А дверь-то? – Старик поднялся и недовольно высунулся следом. Перед ним стояла олениха с оленёнком. Старик от удивления не сразу мог выдавить:
– Торум всемогущий, Молоко матери-оленихи. Молодец Пёс.
Тот от похвалы закрутил хвостом, начал повизгивать и прыгать, а старик потрепал его по пегой голове. Пёс юркнул назад, и рёв прекратился. Старик осторожно заглянул, пёс нежно касался носом щёки и уха девочки, лизал нос. Эйви тянула к нему руки и хватала за мохнатые уши. И что-то дрогнуло в сердце нелюдимого старика. То, что он давно потерял в своём сердце и не вспоминал о пропаже.
Старик с облегчением выдохнул, он давно жил один и подзабыл, что такое плач ребёнка, детский смех, человеческий голос.