«Сталин спросил, в состоянии ли войска фронта предпринять сейчас операцию по освобождению Варшавы. Получив от меня отрицательный ответ, он попросил оказать восставшим возможную помощь… Зенитная артиллерия фронта начала прикрывать повстанческие войска от налетов вражеской авиации, а наземная артиллерия – подавлять огнем неприятельские артиллерийские и минометные батареи… Для связи и корректировки огня были сброшены на парашютах офицеры. Нам удалось добиться того, что немецкие самолеты перестали показываться над расположением повстанцев».
(Из мемуаров маршала Константина Рокоссовского, 1988 год).
Позиция Польши на этот счет, разумеется, совершенно иная. По мнению поляков, Сталин, желая установить в Польше свои порядки, намеренно дал немцам возможность удушить восстание. За шестьдесят три дня восстания погибли десять тысяч повстанцев, семнадцать тысяч попали в плен, семь тысяч пропали без вести, погибло около ста пятидесяти тысяч гражданского населения.
Немало польской крови и на руках казаков, сражавшихся на стороне Германии, – они принимали самое активное участие в подавлении восстания.
Историческая правда, скорее всего, включает в себя обе версии. С военной точки зрения рывок к Польше был действительно затруднителен, а само восстание с самого начала действительно являлось авантюрой, что, возможно, не вполне понимали политики в Лондоне, зато хорошо знало само руководство восстания. Его лидер, Бур Комаровский, 31 июля, то есть за сутки до начала боевых действий, лично оценил ситуацию в Варшаве как неблагоприятную для восстания. В этот же день начальник разведки Армии крайовой полковник Космецкий доложил руководству, что советские танки восточнее Варшавы встретили сильную немецкую противотанковую оборону и, понеся тяжелые потери, отступили. Неудачей закончилась и попытка сражавшейся на стороне СССР польской армии закрепиться на другом берегу Вислы – несмотря на ожесточенное сопротивление, они были вынуждены покинуть захваченный плацдарм.
Что же касается большой политики, то здесь все достаточно ясно: Сталин и Черчилль имели разные взгляды на послевоенную Польшу. Глава польского правительства Миколайчик, побывавший в дни восстания в Москве, категорически не желал делиться властью с коммунистами. В ответ Кремль отказался даже помогать союзникам в переброске столь нужного для восставших оружия. Иначе говоря, союзники ради своих политических целей начали обреченное на поражение восстание, а Сталин действительно не пожелал помочь восставшим. О людях не думал никто. Торжествовали политический расчет и цинизм.
В Польше эпизод с Варшавским восстанием России до сих пор не могут забыть, и в списке претензий к Москве он стоит одним из первых.