В столовой пахло свежей сдобой и голубцами. Буфетчица – Горпына Петровна Пацюк – дама зрелая, размеров из приятных стремящихся к дородным, в белом фартуке и накрахмаленном чепчике, что-то сосредоточенно вычеркивала из ведомости.
За столиком в углу сидела Сашка. Увидев меня, помахала ложкой, мол, иди сюда. Быстро преодолев разделявшее нас расстояние, уселся рядом.
– Чего вид такой загнанный? – поинтересовалась она, не прекращая есть.
Я провел ладонями по лицу:
– Знаешь, после первого курса это неудивительно. Они мне чуть чучело не сожгли. Хотя тренировались вызывать дождь.
Сашка хихикнула:
– Майся-мучайся. Как я в свое время. Только мои, – она поморщилась, – до сих успокоиться не могут.
Я сделал вид, что не понимаю, о чем речь. О знакомстве мы больше не заговаривали и делали вид, что все идет так, как должно быть. И не было любовного зелья.
К нам приблизилась Пацюк, посмотрела на меня сверху вниз со страстным желанием накормить.
– Уж никак голодать решил? – прозвучало настолько грозно, что захотелось пригнуться.
– Нет, Горпына Петровна, что вы, – пробормотал я.
– Тогда чего мимо проходишь?!
– А он поздороваться, – нашлась Саша, с трудом сдерживая улыбку.
– Здороваться – потом, – отчеканила Пацюк, – питание куда важнее. Жди.
Я шутливо поднял руки, показывая, что сдаюсь. Она только покачала головой.
– Ох, молодежь, совсем о здоровье не думаете.
Продолжая бурчать под нос, буфетчица пошла к стойке.
Саша проводила ее внимательным взглядом. Потом облегченно выдохнула.
– Ты ей лучше не перечь – хуже будет. Я раз села на диету, так меня потом к ректору потащили, с визгами, что загнобили молодой кадр, и он теперь есть отказывается. Еле отбилась.
Упоминание о Вие заставило поморщиться.
– Не поминай, а то явится. Мне скоро к нему идти.
В темных глазах Саши заплескалось беспокойство.
– Что случилось?
– А черт его знает, – мрачно отозвался я и тут же смолк. А стоило ли упоминать Дидько?
На стол медленно опустилась глиняная пиала с глубоким бортиком, наполненная до самой красной каемочки варениками. Рядом с глухим стуком легла плошка со сметаной. Вареник вылетел из тарелки и, завертевшись, плюхнулся в сметану.
– Предпочитаю есть сам, – сообщил я, беря вилку. Вареник виновато повесил ушки и замер. Сашка молча взирала на эту картину.
– Однако, – пробормотала она с легкой ноткой обиды. – А меня не слушаются.
– Просто ты плохо себя ведешь, – пробормотал я, принимаясь за еду. – А о танцующих варениках буфетчицы Пацюк слухи ходят по всей Полтаве. М-м-м, с капустой у нее особенно хороши!
Саша отставила тарелку и, подперев щеку кулаком, внимательно посмотрела на меня.
– Откуда? Ты ж говорил, что не местный.
– Не-а.