Однажды в саду Швиговского появился неожиданный посетитель. Это был Давид Бронштейн, решивший предпринять еще одну попытку вразумить сына и во имя этого даже несколько пренебречь своей гордостью. Истмен назвал действия отца «вооруженным перемирием». Один из тех юношей, которые жили в саду Швиговского, Вениамин Вегман[119], позже ставший социал-демократическим эмигрантом, а затем коммунистическим деятелем в Сибири, рассказывал журналисту, как однажды, проснувшись рано утром, он увидел над собой фигуру высокого человека с бакенбардами, который несколько агрессивно заявил: «Здравствуй, ты тоже сбежал от своего отца?» Давид пытался уговорить Швиговского, чтобы тот использовал свое влияние и побудил Льва завершить среднее образование. Ничего и на этот раз не получилось. Но взаимоотношения отца и сына все же восстановились. Давид не оставлял своих усилий. Он привлек М. Шпенцера, который, в свою очередь, занимался уговорами во время приездов Льва в Одессу. «У всех нас бушевали эти идеи в юности. Пусть пройдет десять лет. Я клянусь, что через десять лет ты будешь смеяться над этими идеями», – уверял дядя племянника. Тот не оставался в долгу: «Я не собираюсь связывать свои идеи с твоими копейками»[120].
Между тем приближались последние дни первой революционной организации Льва Бронштейна. Он признавал через много лет, насколько наивно и примитивно с точки зрения конспиративной техники было задумано все дело: «Но николаевские жандармы были тогда немногим опытнее нас». Долго, однако, в таком «подвешенном состоянии» дело продолжаться не могло. Над Бронштейном и его товарищами стали сгущаться тучи. «Весь город говорил под конец о революционерах, которые наводняют заводы своими листками. Наши имена назывались со всех сторон. Но полиция медлила, не веря, что «мальчишки из сада» способны вести такую кампанию, и предполагая, что за нашей спиною стоят более опытные руководители. Они подозревали, по-видимому, старых ссыльных. Это дало нам два-три лишних месяца»[121]. Вносились предложения временно прекратить собрания и другую деятельность. Лев усиленно готовил новый номер журнала.
В саду Швиговского обсуждалось, что в случае арестов скрываться не следует, чтобы рабочие не говорили, будто руководители их покинули. Но все же члены руководящей группы решили на некоторое время оставить Николаев. Однако, пока продолжались эти споры, полиция наконец решила действовать. 27 января Лев, как бы чувствуя неизбежный арест, побывал в гостях у родителей. Едва он покинул отчий дом, туда ворвалась полиция. После тщательного обыска командовавший отрядом офицер заявил Давиду, что тот воспитал опасного государственного преступника, которого повесят без суда, как только его удастся схватить[122]. На следующий день, 28 января, были произведены аресты в Николаеве. За решеткой оказалось свыше 200 человек.