«Але, Алеха, – с бархатно-ленивыми интонациями проговорил механизм, – как придешь, срочно позвони мне, сын мой…»
Я обмер. Я бы узнал этот голос из тысячи. Эти глубокие, с полунасмешливой растяжечкой, интонации. Это обращение «Алеха» и покровительственно-усмешливое «сын мой». Так меня называл только один человек, Андрюха. Андрюха, который вот уже год, как покоится на Хованском кладбище.
Меня прошиб холодный пот. Как был, голый, я уселся на диван рядом с телефоном. С усилием глотнул и нажал на «Rew». Лента с шорохом прокрутилась. Я отчаянно ткнул в кнопку «Play». И опять все повторилось: «Але, Алеха, как придешь, срочно позвони мне, сын мой…» Боже! Никаких сомнений: то голос Андрея.
Как загипнотизированный, я снова нажал на «Play». Что же там дальше?!
Раздался писк, а затем проигралось новое сообщение. Зазвучал голос Верочки – его я бы тоже узнал из миллиона. «Это я, – сказала она с непередаваемо кокетливыми интонациями. – Ты обзавелся автоответчиком? Поздравляю… Но если ты вернулся и не очень занят, то можешь позвонить мне домой. Жду-у!»
Это сообщение я, как ни странно, помнил. Я однажды уже слушал его. Оно относилось к завязке нашего с Верочкой романа. Стало быть, к временам примерно годичной давности. Ну да: год назад, десятого мая, как сейчас помню, я вернулся из Мадрида. Установил автоответчик… Именно к маю могут относиться первые русскоязычные сообщения, записанные на нем. Но тогда почему я не помню сообщения Андрея? Более того, уверен: ни разу не слышал его. А самое главное: мог ли вообще он мне звонить на автоответчик?
Андрея нашли мертвым, я это помнил очень хорошо, в его квартире одиннадцатого мая прошлого года. Как раз я только прилетел из Мадрида, отсыпался, и меня разбудила телефонным звонком зареванная Машка: она открыла его дверь своим ключом, вошла и обнаружила его в одних трусах, на полу на кухне, среди расшвырянных пустых бутылок… Он, как рассказали мне потом, пребывал в запое с первого мая, у него в квартире менялись партнеры и партнерши, они приносили выпивку и, кажется, наркотики тоже… Машка не выдержала, убежала… А появилась у него только одиннадцатого…
А когда он умер? Врачи сказали тогда, что девятого – девятого, в День Победы, я это точно помню… И на могиле его написана дата смерти: девятое мая… девятое…
Но если он умер девятого, как же он мог позвонить мне на автоответчик?! Я прилетел, распаковал вещи и сразу установил новую игрушку – автоответчик, вечером десятого мая. Десятого! А девятого я еще гулял по Мадриду, а «отвечательная машина» стояла, запакованная, в моей комнате на третьем этаже особняка моей двоюродной тетушки…
Может, врачи тогда с Андрюхой ошиблись? И смерть наступила не девятого мая, а все-таки десятого? И вечером десятого, пока я спал в московской квартире, Андрюха еще был жив и звонил мне? А я, я не прослушал тогда его сообщение?.. Как иначе можно объяснить появление Андрюхиного голоса на пленке?!.
Меня прошиб озноб, а может, то