Через два месяца Магда сообщила супругу:
– Скоро нас будет трое.
Будущий отец был в восторге.
– Явное Божье благословение нам, – изрек он, не меняя горизонтального положения.
Магда плавно перевела разговор на то, что молодой семье многое надо. Шекспир охотно согласился, но напомнил супруге о страждущих и обремененных всего мира:
– За все надо Богу спасибо сказать. В Сомали люди хуже нашего живут.
Магда же впервые проявила несогласие с богоданным мужем:
– Что мне Сомали? Под лежачий камень вода не течет. Надо шевелиться, что-то делать.
– А что делать? – вздохнул ее супруг. – Всё от Бога. И работа тоже. Может, к лету меня на малярку позовут.
– К лету у нас ребенок родится.
– Вот и прекрасно.
Такой вот случился неприятный разговор на безоблачном небосклоне семейной идиллии. Шекспир это все на беременность списал. Слыхал от знающих людей, что у женщин в этот период характер портится. Решил, что надо терпеть и отвечать на всё любовью, как апостолы заповедали.
Но через неделю снова инцидент вышел. Поймал Шекспира на улице сосед Тазо по кличке Лар. Его так прозвали, потому что он ко всем пристает с одним и тем же: «Одолжи лар до завтра». «Завтра» у него – понятие растяжимое, теряется в необозримом будущем.
Так вот, зацапал он Шекспира и говорит:
– Ты теперь женатый человек. Дай десять лар. Очень нужно.
Шекспир бегом к жене с аналогичным текстом:
– Дай десять лар. Срочно нужно.
– У меня только пять, – отозвалась Магда.
– Давай что есть! – И Шекспира тут же на улицу как ветром сдуло.
Вечером за чаепитием Магда устроила супругу настоящий допрос:
– Куда ты дел мои пять лар?
Шекспир честно рассказал, как было дело. И каково же было его удивление, когда он натолкнулся на полное непонимание лозунга «Спешите делать добро».
– Этого еще не хватало, чтоб здешние босяки у меня деньги списывали!
– Послушай, – пытался до нее достучаться Шекспир, – в житии Иоанна Кронштадтского есть такой момент. Раз пришла к нему женщина: «Я, говорит, всю жизнь деньги собирала, хочу церкви пожертвовать. Вот три тысячи». Следом подошел к нему растратчик и говорит со слезами: «Батюшка, я пропил казенные деньги. Завтра меня будут судить». Иоанн Кронштадтский тут же отдал эти три тысячи просящему.
Рассказчик даже смахнул непрошеную слезу от нарисовавшейся в голове сцены. Потом вернулся к печальной реальности:
– Что же ты хочешь, женщина?! Я поступил, как Иоанн Кронштадтский.
– Что-то я ничего такого в житии не помню, – отрезала супруга. – Сам заработай, потом раздавай.
Шекспиру стало обидно. Не его сегодня день. Затем вспомнил евангельское и враги человеку домашние его (Мф. 10, 32) и слегка приободрился. Надо нести свой крест дальше.
С того дня пошли между супругами непонимания, а подчас и грызня.
Магда всерьез решила трудоустроить мужа, попросив об этом своих шапочных