– А-а… ну, хорошо, хорошо… – пробормотал батюшка по своему обыкновению, как будто рассеянно. – Володя, возьми, пожалуйста…
И вот, ходит Володя за батюшкой по монастырю с этим увесистым «пакованом». Между тем подходит к отцу Илию игуменья какого-то монастыря. Подходит и расстроено просит:
– Батюшка, помолитесь, пожалуйста… Купили медные листы крышу на храме крыть, а рабочим заплатить нечем. Рабочие с Украины, бригада хорошая и если их сейчас отпустить, то они уже только следующей весной приедут. Да и то еще неизвестно… Помолитесь, батюшка…
– А, да, да… – забормотал смиренно батюшка и добавил:
– Володенька, а ну, где там тот пакет, что коммерсанты оставили?..
Любопытно, что через полгода Володя снова оказался свидетелем разговора между батюшкой и той же игуменьей.
– Ну что, родная, хватило тебе денежек?..
– Хватило, хватило, батюшка! Спаси Господи! Не только крышу покрыли, но и окна в храме вставили. И все равно еще деньги остались. Хотим, вот, два трактора прикупить… небольших таких.
– А, да, да… хорошо! Вы «Беларусь», «Беларусь» берите. Есть такие небольшие трактора, вот их и берите…
А вот еще одна история, свидетелем которой был Володя. Тоже с коммерсантами, но с другими. Этих батюшка никак не хотел отпускать на «стрелку». То лобик им помажет, то на службочку позовет, то на трапезу… Володя смотрит – те перемигиваются уже между собой. Мол, сейчас из кельи батюшки выйдем, люди его окружат, мы втихаря и свалим. Володя их в сторонку отвел и говорит: «Даже не вздумайте! Благословит отец, тогда и поедете». Словом, коммерсанты на «стрелку» безнадежно опоздали. А через три дня один из них звонит Володе и рассказывает, что на той «стрелке» его подставили, разгромили офис, и попадись он сам, может быть, его уже и в живых бы не было…
Да укрепит Господь дорогого батюшку, дарует ему силы, терпение и ту особую, духовную радость, которой он с такой чуткой любовью и щедростью делится со страждущими людьми!
Послушник Стефан
Из монастырской братии вспоминается мне послушник Стефан, который был очень юн, а еще как-то особенно, отчаянно неказист. Почему-то мне представляется, что он хромал, как известный горбун из «Собора Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Когда он начинал читать вслух в храме, было ощущение какого-то невероятного издевательства на грани кощунства. Так он читал: неимоверно коряво, но притом громко, и ничуть не пытаясь эту свою корявость как-то скрыть или сгладить. Он как бы говорил всем