– Прямо скажем, выбор у него был не велик, – удалось вставить мне.
– О да, вы правы, дорогая мисс. Согласно предварительному сговору он подошел к Че Геваре, и тот указал ему на медведя. Но он не убил медведя. Кто-то опередил его. Когда администратор объявил, что произошло убийство и полиция уже в пути, он предпочел избежать встречи с ней, но получилось как раз наоборот, – и инспектор прыснул в трубку.
– Круассон, конечно, все отрицает?
– О нет, этот парень догадался, что мы арестовали Лесли, помните, я спрашивал присутствующих, не обратил ли кто внимание на пирата? Так что, он понял, что его дружок его заложил. Он сказал, что принял угрозы Рут всерьез и позвонил Лесли. Кстати, он не знал даже, как по-настоящему зовут Билла Лесли. Для него он был просто Одноглазым.
– Так кто же убил Рэйчел Лурье? – задала я очень естественный вопрос.
– Как кто? – удивился инспектор. – Разумеется, Стенли Круассон.
– Но почему вы так решили?
– Его логика проста: лучше сидеть за соучастие в несостоявшемся убийстве, чем за убийство.
– Я ничего не понимаю, инспектор. Вы говорите загадками. При чем тут несостоявшееся убийство, оно же состоялось?
– Дорогая мисс, но ведь Стенли Круассон твердо знает, что Билл Лесли не справился с его поручением. Он не убил ни Рут Голдстайн, ни Рэйчел Лурье.
– Да, он это знает только, если убил Рэйчел сам.
– Вот и я про это!
– Но, Стенли наверняка все отрицает?
– Пока отрицает, но, дорогая мисс, поручите это нам! – слоном затрубила трубка.
Я бы еще долго молчала, приходя в себя после разговора с инспектором, но у Генри хватило терпения лишь на полминуты.
– Насколько я понимаю, в деле появился новый подозреваемый… – очень тихо, как бы не желая помешать моим размышлениям, произнес Генри.
– Да, и он уже арестован! – и я пересказала Генри наш разговор с инспектором.
Глава 7. Так кто же все-таки убил Рэйчел Лурье?
Генри вернул плащ на вешалку, попросил меня приготовить кофе и, усевшись за рабочий стол, приступил к любимому занятию – вращению на кресле.
Мы лишь недавно обзавелись офисными креслами, а до этого я со страхом наблюдала, как взрослый сорокатрехлетний джентльмен с риском загреметь под стол увлеченно раскачивается на ножках стула.
Детские привычки в сочетании со спокойным характером, природной мягкостью и философским складом ума придают личности Генри Тамона необычайную обаятельность. Я могу пожаловаться лишь на его постоянную ироничность, но проявляется она исключительно по отношению ко мне.
Конечно, мне это не очень нравится, но с ее помощью я пытаюсь воспитать в себе философский