Но при взгляде на выступившую вперед девочку лицо Хедина чуть смягчилось.
– Чего ты хочешь? Принести мне и моему брату клятву верности? – с едва уловимой улыбкой спросил он.
– Нет, – ответила Руни, холодея от собственной дерзости. – Я хочу попросить тебя… сдержать обещание.
– Я… что-то обещал… тебе? – Новый Бог недоуменно поднял бровь, устремив на девочку пронизывающий взгляд: надменный, насмешливый и одновременно полный печали.
– Верни мою семью, – выпалила Рунгерд, для храбрости сцепив в замок руки, отчего получилось что-то вроде молитвенного жеста. – Верни моего отца и братьев, что погибли, защищая твоего ученика, тана Хагена. Все говорят, что ты обещал вернуть тех, кто погиб в битве на стороне Новых Богов.
– Все говорят? – с угрозой произнес Хедин, и в его голосе прозвенел металл. – И ты веришь… всем?
Рунгерд поняла, что все испортила. Она сказала что-то не то. И теперь милостивый Хедин не вернет отца. Не захочет. Лучше бы говорил дед. Он всегда умел подольститься к господам. А она, Руни, способна лишь наломать дров.
Она не успела ответить. Из толпы вырвался растрепанный, лишившийся плаща и шляпы старик Ансельм.
– Нет-нет, – пролепетал он, заталкивая внучку за спину. – Не слушайте ее, о господин наш, милостивый и милосердный.
Лекарь упал на колени, увлекая за собой в пыль и растерявшуюся Руни.
– Сирота, – залопотал он, – девчонка. Растет без отца-матери. Вот и мелет, что на язык лихо положит.
Руни попыталась подняться, но дед снова дернул ее за руку, и девочка ткнулась лицом в пыль.
– Все вы, женщины, одинаковы, – расхохотался Новый Бог, – норовите обменять свою клятву верности на что-нибудь ценное. Вставай.
Рунгерд поднялась, уцепившись за плечо деда. Вытерла рукавом перепачканное лицо, отчего, казалось, стала еще грязнее.
– Ты права. Я обещал вернуть самых отважных и верных. Тех, кто встал на мою сторону и под знамена Хагена в трудные времена. Не одна ты ждешь возвращения своих близких. Но сейчас, когда в чаше мироздания еще не утихли отголоски бури, когда все Упорядоченное лихорадит от последствий минувшей войны, – есть дела более неотложные. Но обещания я исполню. В свой срок.
Одобрительный гул прошел по толпе, жадно ловившей каждое слово небывалого разговора: живого бога – и смертной малявки с перепачканным пылью лицом.
– Наступит время, и, если это возможно, я верну тех, кто тебе дорог. Верну каждого. И сегодня я прощаю тебе твою дерзость, – в голосе Нового Бога прозвучала стальная снисходительность, – и принимаю твою клятву верности.
– Тогда… пока я ее тебе не даю, – выкрикнула Руни.
Казалось, не мгновение – доля мгновения, и небо расколется над головой Рунгерд. Взгляд Хедина прожег ее насквозь. Но старый Ансельм втащил внучку в толпу и поволок прочь.