Прошлой осенью тюремное заключение Йоне заменили на общественные работы. Теперь он служил участковым полицейским в стокгольмском районе Норрмальм и жил в одной из квартир полицейского департамента, на Рёрстрандсгатан, напротив Филадельфийской церкви. Всего через несколько недель Йону снова ждали должность комиссара уголовной полиции и его прежний кабинет в полицейском управлении.
Йона выбрался из машины в ночную прохладу.
В домике Валерии горел свет, входная дверь была открыта настежь.
Свет из кухонного окна падал, рассеиваясь, на голые ветки плакучих берез и прихваченную морозом траву.
В лесу что-то хрустнуло, и Йона обернулся. Между стволами прыгал слабый свет, под чьими-то шагами шуршали листья. Все ближе и ближе.
Йона осторожно, одной рукой расстегнул кобуру.
Из леса вышла Валерия с фонариком в руке. В красном халате и резиновых сапогах, бледная, с мокрыми волосами.
– Ты что делала в лесу?
– Просто ходила проверить теплицы. – Взгляд у Валерии был странный, словно мысли ее витали далеко отсюда.
– В халате?
– Ты рано приехал, – заметила Валерия.
– Знаю, это невежливо. Я старался ехать помедленнее. – Йона достал букет.
Валерия сказала “спасибо” и, взглянув на него большими темно-карими глазами, позвала в дом.
В кухне пахло дровяной печью и лавровым листом. Йона заикнулся было, что проголодался, но передумал и стал говорить, что знает – он приехал слишком рано и вовсе не торопится сесть за стол.
– Будет готово через полчаса, – улыбнулась Валерия.
– Отлично.
Валерия положила цветы на стол и подошла к кастрюле. Подняла крышку, помешала, надела очки и, заглянув в поваренную книгу, высыпала в кастрюлю рубленую петрушку и кориандр.
– Останешься на ночь? – спросила она.
– Если не помешаю.
– Я имела в виду, можно ли тебе вино. – Она покраснела.
– Я понял.
– Ты понял, – чуть улыбнувшись, передразнила Валерия его финский акцент.
Достав из верхнего шкафчика два бокала, она открыла бутылку и разлила вино.
– Я постелила в гостевой комнате, положила полотенце и зубную щетку.
– Спасибо. – Йона взял у нее бокал.
Они молча чокнулись, отпили, посмотрели друг на друга.
– В Кумле[1] такого не нальют, – заметил Йона.
Валерия осмотрела стебли роз, поставила цветы в вазу и посерьезнела.
– Не буду ходить вокруг да около, – начала она, теребя поясок старого халата. – Прости, что я тогда такое устроила…
– Ты уже извинялась.
– Я хотела извиниться, глядя тебе в глаза… поняла, что ты по-прежнему служишь в полиции – и развела детский сад.
– Ты решила, что я тебе врал, но я…
– Дело не только в этом, – перебила Валерия и покраснела.
– Полицейских ведь все очень любят?
– Ага. – Валерия попыталась сдержать улыбку, отчего у нее сморщился подбородок,