Неожиданно нагрянула Маргаритка, сестра Георгины, со своим мужем Умником Хендерсоном, и настроение у меня стало еще хуже. Я до сих пор с дрожью вспоминаю то время, когда я был помолвлен с Маргариткой. Спасся я чудом. Хендерсоны, оба, не любят детей, предпочитая проводить свободное время в фан-клубе «Звездного пути». Супруги – активные члены клуба, бойко говорят по-клингонски и переходят на этот язык, когда им удобно, а потом весело смеются (сострив на чей-нибудь счет, надо полагать?), что, на мой взгляд, является верхом неприличия.
Чаепитие протекало тягостно.
– Папа, тебе осталось всего три года до пенсии, – сказала Георгина.
Крокус презрительно рассмеялся:
– Если доживу.
– Ты болен, папа? При смерти? – всполошилась Георгина.
– Мы все умираем, доченька. Бессмертных среди нас нет.
– А ты скоро умрешь? – спросила его Грейси.
– Кто знает, – ответил Крокус и уставился в окно.
После чая Грейси развлекала компанию импровизированным концертом – песнями из «Классного мюзикла». Она «пела» с жутким американским акцентом в розовый пластиковый микрофон, немилосердно усиливавший ее голос. Когда кто-нибудь отвлекался, Грейси кричала:
– Смотрите на меня! Смотрите на меня!
Моя дочь скакала в проеме эркера, задергивая пыльные бархатные занавески между «номерами», и я завидовал ее уверенности в себе. Помнится, в ее возрасте я сбегал из дома, когда на семейных сборищах родители настоятельно просили меня прочесть стихотворение.
По дороге домой сказал жене, что впредь в гости к отцу она будет ездить одна.
– Это нечестно, – возмутилась Георгина, – я терплю твоих родителей каждый день без выходных!
Забравшись в нашу холодную супружескую постель поздно вечером, мы, не проронив ни слова, отвернулись друг от друга.
Понедельник, 20 августа
Выходя из магазина после работы, я столкнулся с доктором Пирс. Она с трудом тащила большую коробку с односпальным одеялом на гусином пуху (зимний вариант), и я вызвался докатить покупку до ее машины. Мой взгляд невольно упал на грудь моей спутницы, круглившуюся под летним платьем с низким вырезом, и я представил доктор Пирс нагой под пуховым одеялом. У меня пересохло во рту, и я ощутил дрожь в руке, той, что прижимала коробку с одеялом к седлу велосипеда. Когда мы добрались до фургона доктора, я помог ей засунуть коробку в багажник. Далее я несколько раз порывался уйти, но она удерживала меня, рассказывая, какое это счастье – долгие летние каникулы. Разоткровенничавшись, она сообщила, что у нее четверо детей и ее младшенький только-только сменил детскую кроватку на настоящую кровать.
В моем воображении возник иной образ доктора Пирс – осунувшейся, измотанной. Вот она из последних сил встает с постели, чтобы утихомирить орду вопящих детей. Я попрощался, сел на велосипед и уехал.
Вернувшись домой, я застал Георгину, Грейси, мать и отца во дворе, они грелись на вечернем солнышке.