Илайша подошел к умывальнику и плеснул холодную воду себе на лицо и шею.
– Теперь мне пора начать уборку, – произнес он.
– Не я тебя остановил, между прочим. – Джон встал. Его ноги дрожали. Он взглянул на Илайшу, который вытирался полотенцем.
– Как-нибудь научишь меня бороться?
– Нет, парень, – засмеялся тот. – Не хочу с тобой бороться. Ты слишком сильный для меня. – И он стал наливать в огромное ведро горячую воду.
Джон вернулся на старое место и взялся за метлу. Илайша последовал за ним и принялся мыть пол около дверей. Джон все тщательно подмел и поднялся к кафедре, чтобы смахнуть пыль с трех похожих на троны красных кресел с белыми полотняными вставками на массивных подлокотниках и спинках. Кафедра, несомненно, царила в зале: деревянная платформа приподнимала ее над паствой, на аналое лежала Библия, перед которой стоял проповедник. С кафедры свисало красное алтарное покрывало с вышитым позолотой крестом и словами: «Иисус спасает». Кафедра являлась сакральным местом. На эту высоту мог подниматься только человек, отмеченный Божьей печатью.
Джон стер пыль с пианино и сел перед ним на табурет, дожидаясь, пока Илайша вымоет половину церкви, чтобы расставить там стулья. Вдруг Илайша произнес, не глядя на Джона:
– Парень, а не пора ли задуматься о душе?
– Пора, – ответил Джон со спокойствием, напугавшим его самого.
– Знаю, со стороны это кажется трудным делом, – продолжил Илайша, – особенно, когда ты молод. Но поверь мне, нигде не найдешь той радости, какую ощутишь в служении Богу.
Джон промолчал. Он тронул черную клавишу на пианино, и она издала глухой звук, похожий на отдаленный стук барабана.
– Не забывай, что, когда о высоком думаешь, тебя обуревают плотские желания. Твое сознание еще на уровне Адама, парень, и тебя не отпускают мысли о друзьях, ты хочешь вести такую же, как у них, жизнь, ходить в кино и, конечно, могу поклясться, мечтаешь о девушках, не так ли, Джонни? Естественно, мечтаешь. – И тебе не хочется отказываться от всего этого. Но, спасая человека, Господь выжигает из него огнем ветхого Адама, дарит ему новый разум и новое сердце, и тогда мирская жизнь перестает доставлять удовольствие – истинную радость дает ежедневное общение с Иисусом.
Джон, застыв от ужаса, смотрел на Илайшу. Он помнил, как тот стоял рядом с Эллой-Мэй – неужели Илайша забыл? – перед алтарем и отец Джеймс порицал его, говоря о грехе, живущем в плоти. Джон глядел на Илайшу, и его язык жгли вопросы, которые он никогда не задаст. Лицо Илайши было непроницаемо.
– Люди говорят, что служить Господу трудно, – продолжил Илайша, вновь склоняясь над шваброй, – но, поверь, труднее жить по правилам этого порочного мира, где много печали и мало радости, а потом после смерти идти прямо в ад. Вот это действительно тяжело. – Он повернулся к Джону: – Ты слышал, как дьявол разными способами заманивает людей, и те продают ему души?
– Да. – Голос Джона звучал почти сердито, он запутался в своих мыслях.
– В