– А мне что делать? – спросил главный конструктор.
– Проектировать кают-компанию, – сказал Хулио Наваз. – Не в ущерб всему остальному, разумеется.
Опять же, говорят, что главный конструктор долго потом обращался к Малковичу исключительно через посредников. Однако спустя несколько лет, на банкете по случаю приемки космолета, выпил, расчувствовался и по секрету признался капитану-командору, что благодарен ему за то давнее совещание.
– Потому что, согласись вы тогда со мной, я бы ни за что не додумался до столь удачной компоновки боевой рубки и лазеров главного калибра, – пояснил он. – Не возникло бы в этом необходимости.
При входе в кают-компанию я сталкиваюсь со своим другом, старшим лейтенантом Лянь Вэем, который вынырнул из бокового коридора, ведущего к ангарам.
Лянь Вэй – китаец. Так же, как и я, он пилот спейсфайтера В-910 «Бумеранг», тоже в прошлом военный летчик. К тому же мы с ним ровесники, оба не женаты, делим одну каюту на двоих и летаем в одном звене. Тут хочешь не хочешь, а подружишься. Мы и подружились. Я даже укрепил и расширил свои знания китайского, а он – русского языка. Но общаемся, понятно, на средне-английском, как все на борту. В силу принадлежности крейсера «Неустрашимый» Союзу Космических Наций и общей интернациональности команды, где всякий более-менее свободно владеет пятью-шестью общераспространенными языками, не считая родного. Обычно это английский, испанский, русский, китайский, немецкий и арабский. Нередки также французский и японский. Реже попадаются итальянский, хинди, суахили, различные славянские языки.
Собственно, для любого японца второй язык – русский и почти каждый русский знает японский и английский. Так сложилось с тех пор, когда Россия приняла миллионы беженцев с гибнущей в чудовищной природной катастрофе Японии и организовала для них на Сахалине, Курилах, Камчатке, в Хабаровском крае и Магаданской области ОАЯ – Особую Автономию Япония в составе Российской империи.
Вообще в современном мире люди, знающие только один (родной) язык, чаще всего не могут рассчитывать на нормальную работу и уровень жизни. Нечто похожее, говорят, уже было сто с лишним лет назад в период так называемой глобализации. Закончилось, правда, нехорошо. Серые Десятилетия – это вам, господа и братцы, не енот начихал, страшненькое было время, не зря старики его вспоминать не хотят. Я бы и сам, наверное, не захотел. Столько всевозможной глупости и мерзости было наворочено – до сих пор разгребаем.
– Хай, Грей!
– Хай, Вэй!
Рукопожатие, хлопок по плечу, входим в кают-компанию за минуту до пятнадцати ноль-ноль.
Когда-то