Зенон велел им пить кровь человеческую, ибо кровь есть жизнь, а стремились они жить вечно. И капала кровь на плоский валун, и Зенон зачерпывал соленый нектар из трепещущих сосудов.
Крестопоклонники охотились за ним, сам воевода во главе дружины шел по его дымящимся следам. И тогда Зенон приказал верным волхвам под нисходящую луну закатать в бочки его и его братьев, залить отваром сонных трав и, помолившись, бросить на дно реки, дабы спали они сто лет, покуда не канет в океан мир распятого, покуда не вытравит черное солнце его кресты.
Бочка всплыла, когда строили гидроэлектростанцию, но угодила в болотце на отмели. Грибники принимали ее облепленную илом верхушку за гнилую корягу.
Однажды уединившиеся у заводи студенты математического факультета испытали такой безотчетный страх, что бежали сломя голову, забыв гитару в полыни. Кроме полыни, могильницы и чертополоха, на том месте ничего не росло.
Миновало еще сорок лет, прежде чем запечатанная заклинаниями бочка лопнула и из болотца на берег выползло создание, когда-то бывшее человеком и носившее имя Зенон.
Будь у его повторного рождения свидетели, они бы описали мерзкую лягушку размером с пятилетнего ребенка. Но в прохладный сентябрьский вечер пляж пустовал. Зенон некоторое время лежал, зарывшись мордой в траву, учась сызнова дышать легкими, потом поднялся.
Окружающий пейзаж ошеломил его. На горизонте высились одинаковые серые плиты, огромные, до облаков. Словно Перун обтесал скалы, придав им правильную форму, выдолбил дыры внутри и зажег мертвый свет.
Колоссы вдали обрадовали Зенона. Сгинул распятый. Озаренные неживым пламенем скалы не могли быть храмами еврейского бога. Только святилищами темных божеств!
«Долго же я спал», – подумал Зенон и опустил взор на свои кисти. Века, проведенные в бочке, изменили плоть. Под прозрачной кожей подрагивала студенистая масса, белели тонкие кости. Он ощупал выпирающие ребра, ввалившийся живот. Разглядел узлы своих кишок.
На четвереньках приблизился к реке.
Водная гладь отразила голый, насаженный на морщинистую шею череп, желтые глаза рептилии.
Тонкие губы растянулись в кровожадной ухмылке.
«Страх, – прошептал Зенон, – я страх людской».
Его тревожило собственное размякшее тело, но зубы во рту были по-прежнему крепки и остры. В прошлой жизни он наточил их камнем, дабы вселять в христиан ужас.
Зенон обнаружил, что передвигаться на четырех конечностях ему удобнее, и потому, горбясь, пошел к свету.
– Там чертик, – сказала девочка, прилипая к стеклу, чтобы лучше рассмотреть Зенона, но автомобиль уже проскочил пляж, и покрытый слизью скелет исчез за деревьями.
– Да-да, конечно, – автоматически покивал отец, не поворачиваясь.
Зенон нырнул в осоку. Молниеносная реакция спасла от железного чуда-юда. И вновь черная