Когда на горизонте замаячили шпили и зубцы Атакора, окрашенные лучами заходящего солнца в ярко-красный цвет, юноша подумал, что это очередной мираж, и упал лицом в песок.
Ужасно холодная ночь накрыла пространство чёрным плащом. Отсветы далёких зарниц распороли небо на множество темных лоскутков. Юноша приподнял голову и увидел перед собой огромную пучеглазую ящерицу – игуану, покрытую пупырчатой кожей. Животное несколько раз выбросило вперёд свой раздвоенный язык, а потом медленно продвинулось вперёд. Очередной выброс языка стал для игуаны последним. Юноша со всего размаха воткнул кинжал в раздвоенный язык.
В отсвете молнии уродливая ящерица показалась ему русоволосой красавицей, истекающей кровью. Юноша поспешно вытащил кинжал и помчался прочь. Он бежал в ночь, не разбирая дороги, не оборачиваясь назад, не желая видеть ничего, пытаясь забыть о пригрезившемся кошмаре.
Только рассвет прервал этот безумный, утомительный бег. Юноша остановился у подножия органоподобных гор Атакора, окрашенных рассветом в розово-персиковый цвет. Темно-синие тени чётко повторяли контуры фантастических шпилей и зубцов. Юноша опустился на землю и увидел причудливый песчаный цветок, который переливался всеми цветами радуги и, казалось, шевелил лепестками.
Юноша протянул к цветку руку, но тут же с криком отдернул её. Цветок оказался острее самой острой иглы. Яркая капля крови прозрачным рубином заблестела в его сердцевине. Юноша вынул из ножен меч и рубанул цветок под корень. Раздался сдавленный стон.
– Прости меня, – проговорил юноша, поднимая с земли потускневшую розу пустыни. – Мы – люди настолько жестоки, что ради одной красоты губим другую. Я преодолел нелегкий путь, рисковал жизнью, чтобы разыскать тебя. Но вот я держу тебя в своих ладонях и не испытываю никакой радости. Наоборот, я ужасно огорчен из-за того, что погубил твою красоту, заставил тебя умереть.
Алая капля его крови упала на песок и превратилась в рубиновый кристалл в виде сердца. Юноша поднял его, зажал в ладони и ещё раз сказал: «Прости!»
В оазисе царило безмолвие. Никто не говорил, не плясал, не пел, не звенел серебряными браслетами. Даже малахитовые нектарницы беззвучно опускались на алые чашечки цветов.
Русоволосая красавица надела тёмное платье, заплела тугую косу, укутала лицо синим платком так, что остались видны лишь глаза, ставшие тёмно-серыми, как дым над вулканом. Безмолвной тенью бродила она по кружевным галереям дворца, не встречая никого на своем пути. Туареги её сторонились.
Озабоченные долгим отсутствием юноши,