– Они выпить наш рисовый водка – пояснил Кударат. – Мы потом тоже выпить. Очень вкусно.
Воины вновь и вновь прикладывались к напитку и, в конце концов, пошатываясь, сошли со сцены.
Барабаны стихли, и в наступившей тишине послышались аплодисменты. Это курсанты благодарили артистов. Вождь трижды хлопнул в ладоши.
К почётным гостям поднялась девушка, с кувшином на голове. Присев, она поставила сосуд и опустила в него три тростинки. Затем, соединив ладони, приложила их ко лбу, поклонилась и тут же, плавно ступая босыми ногами, удалилась.
– Давай, выпить наш водка, – Семе приложился к соломинке.
Назар Ефимович, втянув в себя через тростинку горьковатую жидкость, закашлялся.
– Что, крепкая? – спросил его капитан.
– Я бы не сказал, что крепкая, просто непривычно через трубочку цедить, – Ганюшкин опять потянулся к тростинке. Иван Васильевич последовал его примеру.
Площадь зашевелилась, как муравейник. Среди толпы появились кувшины с напитком. Мужчины и женщины припадали к тростинкам, торчавшим из узких глиняных горлышек, и, насосавшись, отходили, уступая место другим.
«Это скорее не культурное мероприятие, а какая-то ритуальная пьянка. Хорошо, что я запретил курсантам сходить с фрегата, а то могла получиться такая дружба между народами, что черти бы ахнули от зависти», – подумал многоопытный капитан.
Девяносто морских пехотинцев в полной боевой экипировке выстроились на палубе. Майор Крамер обошёл строй.
– Вылетаем на Таби-Таби на поиск террористов. Весь остров мы обшарить не в состоянии. Основной способ – опрос аборигенов, они, наверняка, знают, где скрываются чужаки. За информацию обещайте награду – двадцать тысяч зелёных за каждого бандита, их фотографии – мужчины европейской наружности и женщины азиатской, командиры вручат каждому из вас на борту вертолетов. Лёту – сорок пять минут, успеете насмотреться. Нас почти сто, а их двое… риск минимальный… напрасной крови не нужно… вначале думаем, а потом стреляем… вопросы есть? – майор обвёл глазами бойцов, выстроенных в две шеренги. – Я, так понимаю, нет. Тогда, по машинам!
Смоляные светильники вокруг сцены разом погасли. В бледном лунном свете обозначился силуэт покачивающегося на мелких волнах парусника. Все на миг стихло, пока вновь ожившие гонги не взорвали тишину.
На сцену выскочила обнаженная по пояс девушка. Она, изгибаясь и раскачиваясь, словно огненными веерами, обмахивалась четырьмя факелами, в колеблющемся свете которых блестели её плечи и маленькие крепкие груди.
– Сестра Найя, – представил артистку Семе. – Вы её видеть на мой дом.
Танцовщица поочередно подбрасывала вверх факелы и, жонглируя ими, кружилась, подпрыгивала, и извивалась на помосте. Её тело было настолько