Повинился в смертях, которые, считал, мог предотвратить и должен был сделать это.
– Не выгнал ребят из землянки, – сетовал Ивану. – Надо было вытолкать взашей.
Воевал Григорий Калистратович с Евангелием. Карманного формата, твёрдая, покрытая добротной искусственной кожей обложка. В части он не скрывал веры в Бога, приверженности баптизму. Притеснений, как на гражданке не было, никто не косился. Ни командиры, ни однополчане. Случалось, иронизировали по поводу частого чтения Евангелия, его Петренко раскрывал в каждую свободную минуту, но иронизировали чаще беззлобно. Смерть ходила рядом, на многое смотрели иначе.
В те дни на фронте выдалось затишье, вчетвером они сидели в землянке. Кроме Петренко – Витька Агеев, Саша Орехов и Генка Лаптев. В этой троице верховодил Витька. По натуре жёсткий, себе на уме. Его ухватки наводили на мысль: успел отведать лагерной жизни или колонии для малолеток. Но об этом Витька молчал.
Генка Лаптев был из смешливых. Палец покажи – и затыкай уши. Над самой плоской шуткой хохотал в полный голос. При этом раскрывал вовсю ширь и без того немаленький рот, и округлял глаза. Витька осаживал:
– Лапоть, чё ты ржёшь во всё хлебало? Гланды видать! Страшно смотреть!
– Ой, не могу, – Генка заливался ещё больше, – испужался гландов! Они без зубов у меня! Не кусаются!
– Я сам тебя цапну зубами, если ржать не перестанешь!
– Ой, цапнет! – гоготал Генка. – Я не вкусный.
– Это уж точно! Дерьма в тебе, Лапоть, от пяток до гландов, и вместо мозгов дерьмо!
Тюменец Саша Орехов мастерски играл в карты, держал в памяти всю картину игры, чем вызывал недовольство Агеева, тот считал себя асом, проигрывая, злился.
Петренко был едва не в два раза старше каждого. Парни звали его дядей Гришей. Зная нелюбовь дяди Гриши к матам, старались сдерживать язык, но в пылу игры, шлёпая картами по столу, то и дело выражали эмоции крепкими словесами. Петренко в другом углу, сидя на нарах, читал Евангелие. И вдруг на сердце пало беспокойство, оно оформилось в чёткую мысль: надо бежать из землянки.
– Ребята, – сказал парням, – что-то нехорошо мне: давайте уйдём. Бросайте свои карты, пошли!
– Дядя Гриша, – Витька тасовал замызганную колоду, – начитался ты своей церковной книжки, мерещится незнамо что. Сиди пока затишье, а то прикажет ротный укрытия рыть, наработаешься до мокрой задницы!
Лаптев по своему обыкновению загоготал, раскрыв до предела рот:
– Дядь Гриш, получишь пот во