Заколдованная душегрея. Далия Трускиновская

Как вчера утром на конюшнях позавтракал, так по сей час крохами пробавлялся.

      – Недолго посижу, а там и пойду, – сказал он. – Мне же душегрею найти надобно.

      Про еду не сказал ни слова. Просить, чтобы покормили? Да лучше умереть.

      – Григорьич! – позвал Илейка. – А тащи-ка парню чарку! Он не кот, молока не пьет, а от винца не откажется! Время, поди, уж обеденное, а в обед сам Бог велел. Ну-ка, Григорьич, что у нас там еще осталось? Не все же я со вчерашнего дня приел да выпил!

      И расхохотался вроде бы и радостно, широко разевая рот и сверкая белоснежными зубами, а приглядеться – так невесело. И было в его смехе что-то очень неприятное…

      – Да всего полно! Водка анисовая и коричная, водка боярская, вино боярское с анисом, – стал перечислять целовальник, – вино с махом дворянское… мало?

      – Анисовой перед обедом? Под грибки, а? – спросил Данилку Подхалюга.

      Парень пожал плечами.

      Был он не избалован, и всякая щедрость казалась ему подозрительной. Тем более бурная и безосновательная, как у Илейки.

      – А нет ли чего такого, чего я еще не пил? – полюбопытствовал у целовальника Подхалюга.

      – Да все, поди, перепробовал, – подумав, сказал тот. – Ты у нас, Илья Карпович, который уж день царева кабака отшельник?

      Илюха призадумался было, да вдруг устремил соколиный взор вдаль – туда, где хлопнула дверь.

      – Ну, по мою душу!

      Подошел высокий и, даже под шубой видать, тонкий мужик, рожа – топором, борода узкая, шапка на нем высокая, заостренная, весь из себя как есть жердь.

      – Так и знал, что ты здесь! – сказал он. – На дворе тебя обыскались. Давай-ка, собирайся.

      – Садись, Гвоздь! – Подхалюга подвинулся, освобождая место на лавке, и оказался посередке между Данилкой и пришельцем. – Что пить-то будешь? Григорьич! Друга моего уважь, а?