Натурализм в искусстве почти невозможен, даже губителен.
Законы искусства и жизни различны, почти противоположны, разного происхождения.
Достижения в искусстве – всегда жизнь, реальная и подлинная, более реальная, чем, может быть, действительность, убедительная и настоящая.
Большим недоразумением было бы думать, что я говорю о натурализме.
Если произведение искусства более чем призрачное существование в искусственном безвоздушном пространстве, если оно больше чем прихоть, фантазия (как у всякого барона бывает), технический опыт или головная выдумка артиста, оно всегда реально, жизненно и убедительно.
Лучшая техника кажется отсутствием техники: хорошо переваренная сложность даст высшую простоту, которая будет, конечно, отличаться от той простоты, которая «хуже воровства», или той, которая происходит от скудости.
Вопрос об условиях сценичности пьесы и недостаточной сценичности натурализма постоянно рассматривается в театральной критике. Но Кузмин в конце резко выводит вопрос на «безыскусную искусность» настоящего искусства: то, что было в Античности требованием к ритору, говорить с большой подготовкой, но будто бы естественно, а со времен Б. Кастильоне стало главным требованием к аристократу: непринужденность, приправленная легкой рассеянностиью. Кузмин всегда говорит об аристократизме с гётеанской сдержанностью, прежде неизвестной русской культуре.
Красота необходимости (Цирковые движения)
Цирк воспринимался не как демонстрация спортивной ловкости или остроумия жестов, но как искусство, в котором в актерское перевоплощение могут поверить даже взрослые: как ребенок может поверить в фею, так и взрослый может поверить, что цирковая наездница действительная дочь Индии или Аргентины, а не актриса-поденщица. Цирк – демократический вариант зрелищ для тех, кто не может позволить себе билет на Мата Хари или Жозефину Бейкер. Пародийная классификация зрелищ в начале статьи Кузмина ставит целью не объяснить цирк, но приблизить его к начальному смыслу театра как показа, демонстрации, райка, когда что-то вдруг на глазах чудесное вынимают и предъявляют и что в классическом театре осталось рудиментом бога из машины. Кузмин хочет сделать цирк пропилеями театра: введя в цирк виртуозов, полубогов, можно убедить публику, что в настоящем театре они уже встретят богов.
Я думаю, никто не будет спорить, что цирк издавна, с самого своего начала, учреждение крайне демократическое, я бы сказал даже, уличное, не придавая, однако, этому слову уничижительного значения. Дети и так называемое простонародье всегда стремились в цирк или даже к частичным его проявлениям на площадях в балаганах. Он отвечает самым простейшим, самым детским, живущим в душе и взрослого, и развитого человека потребностям к зрелищу блестящему и пестрому, где