Письмо к потомкам. Франческо Петрарка

мою совесть.

      Августин

      Что же ты там находишь?

      Франциск

      Что ты говоришь правду.

      Августин

      Ты начинаешь просыпаться, значит, мы несколько подвинулись вперед. Твое положение сразу улучшится, лишь только ты поймешь, как плохо оно было раньше.

      Франциск

      Если достаточно только осознать это, то мое положение, надеюсь, вскоре не только улучшится, но станет даже превосходным, ибо я никогда ничего не понимал лучше, нежели то, что я никогда не желал свободы и конца моих бедствий достаточно страстно. Но довольно ли проникнуться желанием?

      Августин

      Для чего?

      Франциск

      Для того чтобы мне больше ничего не нужно было делать.

      Августин

      Ты ставишь невозможное условие, чтобы тот, кто страстно желает желаемого, оставался погруженным в дремоту.

      Франциск

      Если так, то какая польза в самом желании?

      Августин

      Конечно, путь ведет чрез многие трудности, но уж и влечение к добродетели есть само по себе добрая часть добродетели.

      Франциск

      Ты даешь мне основание для большой надежды.

      Августин

      Для того я и беседую с тобою, чтобы научить тебя надеяться и бояться.

      Франциск

      Почему бояться?

      Августин

      Скорее почему надеяться?

      Франциск

      Потому что если до сих пор я прилагал немалые усилия для того, чтобы не быть совсем дурным, то ты открываешь мне путь, чтобы стать вполне хорошим.

      Августин

      Но насколько труден этот путь, о том ты, быть может, не догадываешься.

      Франциск

      Какой новый страх ты хочешь внушить мне?

      Августин

      Помни, что это самое «желать» всего лишь один глагол, но содержит оно в себе бесчисленные вещи.

      Франциск

      Ты повергаешь меня в смятение.

      Августин

      Не говоря уже о том, из чего это желание состоит, сколь многое должно быть истреблено для того, чтобы оно могло возникнуть!

      Франциск

      Не понимаю, что ты хочешь сказать.

      Августин

      Это желание ни в ком не может созреть вполне, пока он не искоренил в себе все другие свои желания; а ты понимаешь, как многочисленны и разнообразны вещи, которых человек желает в своей жизни; и все это ты должен предварительно презреть, только тогда ты можешь взалкать высшего блаженства, ибо мало любит его тот, кто одновременно и не ради него любит еще что-нибудь другое.