– Десять дней без женского общества, все только босс да босс, – пожаловался Хэнк. – Надо расслабиться.
– Помните, где вы, – предупредил его Шаса. – В этой стране черный бархат – добыча королей.
– Девки, которых я сегодня видел, стоят пяти лет каторжных работ, – усмехнулся Хэнк.
– Знаете, что у нас есть южно-африканская версия русской рулетки? – спросил его Шаса. – Делаете так. Приглашаете цветную девушку в телефонную будку, потом звоните в полицейский взвод быстрого реагирования и смотрите, кто появится первым.
Не рассмеялась только Китти, и Шаса встал.
– Надо просмотреть кое-какие бумаги. Попрощаемся утром за завтраком.
У себя в номере он быстро побрился, принял душ и облачился в шелковый халат. А когда проверял, есть ли в баре лед, в дверь номера легко постучали.
На пороге с трагическим видом стояла Китти.
– Я вам помешала?
– Нет, конечно нет. – Он открыл перед ней дверь, она вошла и остановилась, глядя в окно.
– Хотите выпить на ночь? – спросил Шаса.
– А что вы пьете?
– «Ржавый гвоздь».
– Хочу – что бы это ни было.
Когда он смешивал драмбуи с солодовым виски, она сказала:
– Я пришла поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали в последние десять дней. Нам будет трудно попрощаться.
Он принес бокалы туда, где она стояла на середине комнаты, но, когда подал ей бокал, Китти взяла оба и поставила на кофейный столик. Потом встала на цыпочки, обняла его обеими руками за шею и подняла лицо для поцелуя.
Губы у нее были мягкие и сладкие, как теплый шоколад. Ее язык медленно проник Шасе в рот. Когда наконец их губы с мягким влажным чмоканьем разошлись, он наклонился, просунул руку ей под колени, поднял и прижал к груди. Она вцепилась в него, уткнулась лицом в шею, и Шаса отнес ее в спальню.
У нее оказались стройные бедра, плоский мальчишеский живот и белые, круглые и твердые, как пара страусовых яиц, ягодицы. Как и лицо, тело ее казалось детским и незрелым, за исключением упругих маленьких персиков грудей и поразительно густых темных волос в низу живота, но, когда Шаса коснулся их рукой, то с удивлением обнаружил, что они тонкие, как шелк, и мягкие, как дым.
Китти занималась любовью так искусно, что все ее движения казались естественными и спонтанными. Она не стеснялась говорить ему, чего от него хочет, в самых грубых, непристойных выражениях, и эти непристойности в ее мягких и таких невинных устах оказались потрясающе эротичными. Китти увела его на те высоты, куда он раньше редко поднимался, и он познал абсолютное удовлетворение.
Когда уже светало, она прижалась к нему и прошептала:
– Не знаю, смогу ли расстаться с тобой после этого.
В зеркале на противоположной стене он видел ее лицо, хотя она об этом не подозревала.
– Черт побери, я не могу тебя отпустить, – прошептал он