Я не верил СМИ. Как говорится, дыма без огня не бывает. Тем более что налицо не просто дым, а самый настоящий пожар. У некоторых градус ненависти поднимался не только до температуры кипения, но и гораздо выше. После известия о начале войны разгорячённая толпа за полчаса избавила Землю от всех каргонцев: их вытаскивали на улицы, спрятавшихся выкуривали из щелей, уничтожали на месте и разрывали на части. Я смог посмотреть репортаж всего с минуту, дольше оказалось выше моих сил, настолько были ужасны способы истребления. Давно не видел такого ужаса, но тогда я тоже был потрясён известием, и мною тоже владела ярость.
Экономика была переведена на военные рельсы. Все вспоминали Мировую Войну двухсотлетней давности, прогнозировали, что и эта продлится никак не меньше десяти лет. Пока таких жертв, как раньше не было, бои в основном протекали в космосе, но Проксима-2, на которой проживало всего сто тысяч человек, потеряла тридцать процентов своего населения. Тридцать тысяч человек сгорели при бомбардировке мирной планеты… Тридцать тысяч невинных душ, жаждущих жизни, каждая со своей уникальной историей, чувствами и переживаниями, мечтами и разочарованиями… И пусть среди пятнадцатимиллиардного человечества это лишь крохотная горстка, почти невесомая щепотка, но этот удар всегда будет для нас самым сильным…
Я поблагодарил своих соседей за беседу и поспешил в операторскую. Путь проходил через коридоры, выходящие иллюминаторами в открытый космос. Вид из них завораживал сиреневыми всполохами за бортом, словно корабль обволакивал звёздный ветер. Здесь можно было остановиться и подумать.
Кто-то из экипажа наклеил на иллюминатор пронизанные глубиной и мудростью стихи Тютчева:
Небесный свод, горящий славой звёздной,
Таинственно глядит из глубины,
И мы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Да, именно пылающей бездной мы окружены во время полёта на сверхскорости, таинственной и вечной. Мы не видим сопутствующих нам кораблей, свет попросту не успевает долететь до нас.
Корабль шёл на сверхскорости, но мы ничего не чувствовали, словно стояли на месте – искривление пространства протекало вдоль корпуса рейнджера, и корабль двигался в его коконе. Только лёгкая дрожь металла и преобразователей энергии Феннига напоминали о движении.
– О чём задумался, философ?
– А! Привет! – я повернулся. Это был Дима. Мы пожали друг