Вдруг очередь закончилась, и я понял, что не вижу или не могу вспомнить среди всех этих людей похожего на того, кого я встретил. Лунько отсеял две трети техников, насчёт которых я был уверен. Теперь остались только похожие по комплекции, всего десять человек, но даже так я не мог определить, кого из них я видел. Мне хотелось уйти быстрее и забиться в свою комнату.
– Нет, я не могу вспомнить, – виновато сказал я.
– Посмотри ещё раз.
Я всматривался ещё минуту, но снова признал своё поражение.
– Здесь точно все? – спросил капитан у Лунько.
– Да, и бригадиры тоже.
– Скорее всего, он был только одет в форму техника или инженера, – предположил Фаррел. – Вполне возможно, что его действительно здесь нет, – а затем обратился к оставшимся. – Ни у кого не пропадала спецовка или другая одежда в последнее время?
Те наперебой стали отвечать, что нет. Среди голосов я узнал один, того, кто кричал мне вслед, когда я чуть его не сбил.
– Это он! – воскликнул я, указывая на второго слева.
Тот среагировал мгновенно, блеснул нож. Преступник схватил ближайшего техника – чиркнула голубая молния. Оба рухнули.
Я огляделся, пытаясь понять, что произошло. Один из бойцов охранения держал в руках парализатор. Оставалось только удивиться молниеносной реакции десантника. Жаль, что своего слегка зацепило…
Допрос состоялся только через час, когда террорист пришёл в себя. За это время я успел вернуться в лазарет, где Ольга просканировала меня и с удовлетворением кивнула головой:
– Энцефалограмма выравнивается.
– Как это выравнивается? – раздался голос Ястреба. – Он уже ещё не того…
– Это выражение такое, – ответила она искину.
– Вот так всегда, – пожаловался я.
– Он тоже личность, со своим характером, – сказала мне врач. – Он как мы.
– Спасибо, Ольга. Ты мой кумир, – ответил компьютер.
– Вы часто так разговариваете? – спросил я.
– Да, мне это нравится, – ответила врач.
– И мне тоже, – ответил искин.
– Видишь, я ему разрешила не стучаться. Он мне друг.
– Взаимно.
Я не стал излагать свои мысли по поводу человечности машин. Это могло бы повредить моему «воспитаннику», ведь они воспринимают всё как дети. Не то, чтобы он мог обидеться, нет, просто подобная метаинформация могла бы повредить некоторые